В школу я пошла не умея ни писать, ни читать. Зачем учить ребёнка загодя тому, что он и так выучит в школе в свой срок. Так порешили мои родители, аргументируя это тем, что если меня обучить заранее, то мне будет скучно в школе. Важно ли это сейчас? Сейчас – нет, но та история, которую я хочу вам поведать, в моей голове неизменно начинается с этой фразы…
Итак: в школу я пошла не умея ни писать, ни читать. Как и все мои одногодки, я на протяжении нескольких месяцев выводила целые строчки наклонных и прямых палочек, кружочков, отдельных букв, потом слогов и наконец мы добрались до сакральных фраз типа: Мама мыла раму, У Шуры шары, Папа купил пилу… Всё это писалось с одинаковым наклоном, в рамках обязательной тетрадки в косую линейку, «тютелька в тютельку» — у всех по одному шаблону. Как мы потом становились разными и вырабатывали собственный почерк – это уже чисто философский вопрос…
Где-то к середине учебного года мы все обладали навыками чтения и письма. Вот тут-то и разразился тот скандал, о коем пойдёт речь.
Наша начальная школа представляла из себя двухэтажное здание с двором, который огораживали две глухие стены, принадлежащие каким-то складским помещениям. Здесь моя память немного буксует, но главное, что из окон части классов была видна чистая стена без окон на другой стороне двора. И вот, одним светлым, морозным утром чистоту этой стены нарушила возмутительная надпись: ОКСАНА + ФЕЛИКС =.
Написанная неустоявшимся почерком первоклашки, эта непристойность переполошила всю школу от мала до велика. Лично меня больше интриговала её незаконченность… Равняется чему? Кто такая Оксана? Феликс у нас в классе был. Мы с ним, как два заправских пацана, носились после школы на велосипедах. Школа гудела, взбудораженная инцидентом и, главное, дознаниями: КТО АВТОР?
—-
Моя первая учительница, опытная и авторитетная Татьяна Михайловна, зашла в класс и, оглядев нас строгим взглядом, безапелляционно объявила: «Мы знаем кто это написал! И это ученик нашего класса!». Первоклашки доверчено смотрели на любимую учительницу и ждали… «Я жду признания! Пусть тот, кто это сделал, встанет и честно скажет!» Класс молчит – всем любопытно… Татьяна Михайловна поворачивается в мою сторону и говорит дружелюбно: «Это ведь ты? Признайся! Я узнала твой ПОЧЕРК».
Если честно, я сама ещё свой почерк не узнаю, когда нам раздают наши контрольные. В чем я должна признаться? О чём она говорит? – Моё спокойствие начинает раздражать учительницу и она, уже менее дружелюбно, повторяет своё требование: «Признайся!»
Мне не в чем признаваться. Я не имею никакого отношения к этому, видимо важному для кого-то, происшествию. Моё спокойствие непоколебимо – мне нечего скрывать и нечего бояться. Я, если честно, вообще не понимаю, от чего весь этот переполох.
Учительница требует, угрожает, а я пребываю в твёрдой уверенности, что если правда на моей стороне, то и волноваться нечего… Моё спокойствие – результат наивной веры: если всё по правде – всё получиться!
С лёгкой руки моей первой и пока единственной учительницы, мне объявляется бойкот. Я теперь сижу одна за первой партой у окна (позорная надпись укором слева от меня), со мной никто не общается (кроме Феликса после школы на велосипедах) и Татьяна Михайловна каждое утро то вкрадчиво, то строго взывает к моей совести: Признайся!
Признаться я не могу – не в чем. Бойкот переношу спокойно. Родителей вызывают в школу, но я и при них говорю правду: не причастна.
Теперь уже все ученики школы смотрят мне вслед с укором.
Так проходит несколько месяцев. Снег начинает таять и двор из белого становится серым, мокрым. Возмутившая спокойствие надпись, продолжает будоражить умы, а лично мне продолжает мешать её незаконченность: равняется ЧЕМУ?
Идёт очередной урок и вдруг… пересекая двор, идёт моя мама в фартуке, с ведром и тряпкой. Это зрелище выглядит столь нереальным, что я вначале не узнаю её. Только когда она начинает мокрой тряпкой мыть стену, смывая букву за буквой неоконченное уравнение, я начинаю понимать, что происходит.
Я срываюсь со своего места, под возмущённый крик учительницы: ты куда? и бегу во двор. Выхватываю у неё из рук эту самую тряпку и кричу на неё впервые в жизни: «Как ты можешь? Я не писала этого! Ты что мне не веришь? Теперь получается, что это я – раз ты, моя мама, смываешь это! Это нечестно! Это несправедливо!». Я бушую на полном серьёзе, от моего спокойствия не остаётся и следа. От обиды к глазам подступают слёзы, но я не хочу плакать при всех. Я поворачиваюсь к уже почти чистой стене и вдруг замечаю камень, которым чертят обычно классики на асфальте. Я нагибаюсь, поднимаю его и, как в замедленной съёмке, пишу размашисто на всю стену: ОКСАНА + ФЕЛИКС = ЛЮБОВЬ. Разворачиваюсь и стою, теперь уже под моим произведением… Из всех окон на меня смотрят ученики и учителя, а на меня снисходит спокойствие… Я иду обратно в класс и сажусь на своё место. «Теперь это написала я!». Татьяна Михайловна в недоумении, как будто видит меня впервые, а одноклассники наперебой, забыв об уроке, предлагают пересесть за мою парту.
***
В этой школе я проучилась после этого случая ещё полтора года.
Надпись, прилюдно сделанная моей рукой, оставалась всё это время на стене. Никому она, на этот раз, не мешала. Дружить со мной стремились все в школе. Не помню никого из них. Только Феликс оставался моим другом, правда, мы так и нашли ту Оксану, с которой его объединила кем-то брошенная молва. Татьяна Михайловна ко мне относилась более чем корректно, хотя мне иногда и казалось, что порой она смотрит на меня как будто видит впервые.
***
В нашей жизни – всё имеет смысл… Подобные истории повторялись в моей жизни ещё не раз. Меня обвиняли в чём-то, что не имело ко мне никакого отношения. Меня никогда не тянуло в бой, но другим казалось, что именно там моё место. Никакие мои убеждения и объяснения не помогали. И однажды я поняла, что нет никакого смысла переубеждать других: если меня видят такой – лучше согласиться и взять ситуацию под контроль.
«Вы так часто говорили мне, что Я – Человек – наконец, я и сам поверил в это…»
Вспомнили? Из Маугли… Вот и я поверила…
***
«Боги имеют слабости.
Славный хочет бесславности.
Бесславный хлопочет «Ой бы,
мне бы такое хобби!»
Но не ломайте копий,
отдайте тому, кто копит.
Боги желают кесарева,
кесарю нужно богово.
Бунтарь в министерском кресле,
монашка зубрит Набокова.
А вера в руках у бойкого.»
А. Вознесенский