И всё-таки, «17-й год» звучит как-то зловеще… Если правда, что история повторяется дважды: первый раз как трагедия, а второй – как фарс, то фарса в этом 17-м пока не много. Вялотекущая третья мировая стала привычной реальностью и весь мир играет в русскую рулетку по воле своей безвольности. Прошлый год тоже не предвещал ничего хорошего и с лихвой оправдал все худшие опасения, но… в моей личной жизни все было более чем удачно и этот же самый год принёс много радости, добрых вестей, примирений, приятных событий… Полмира плачет – полмира смеётся, и не обязательно за счёт другого. В этом что-то есть, что требует осмысления… Мне уже не двадцать лет и идеи передела и исправления мирового порядка меня больше не привлекают и не захватывают. Единственный мир, за который я несу непосредственную ответственность — это мой мир, это я сама. Не торопитесь осуждать меня за эгоизм и бездушность.
Есть времена, когда над умами властвуют идеи, захватывая целые пласты населения, ведя их в бой, формируя единоверцев и жестко определяя границы между своими и чужими. Есть времена застойные, когда всё погружено в некую спячку консенсуса: всё за что боролись уже отвоёвано, новых идей ещё не появилось, да и зачем… блюдём status quo!
Бывает, что на одной стороне глобуса «правят бал» идеи, а на другой – status quo. Одни рвутся в бой, а другие пребывают в блаженстве умиротворения и каждый пытается доказать, что истина на его стороне…
А ещё бывает, что в тихих омутах заводятся личности и пока одни кулаками машут, а другие сокрушенно покачивают головами, не понимая, как может быть, что столь приятный их сердцу порядок не подходит для всего человечества, именно эти последние, начинают править миром… Плохо ли это? Всё зависит от личности, которая, как известно, величина абсолютная. Знак плюса или минуса каждый волен поставить ей сам. Помните: полмира плачет – полмира смеётся. Сама личность обычно верит в своё предназначение, в свою правоту и, главное, в своё право. Жить во времена их правления – тяжкое бремя… Но не безнадёжное… Главное не забывать, что каждый из нас уникален, каждый из нас это целый мир, за который мы в ответе. Возможно единственный путь уберечься и от оголтелой толпы, не став её частью, и от харизматических лидеров, избежав их власти, и от оболванивающих средств массовой информации — это оставаться собой, несмотря ни на кого и ни на что… ориентируясь на свой здравый смысл, своё понимание справедливости и действуя в согласии со своим кодексом чести…
И.Бродский
ПИСЬМА РИМСКОМУ ДРУГУ
(Из Марциала)
*
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемены у подруги.
Дева тешит до известного предела —
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена!
*
Посылаю тебе, Постум, эти книги
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных —
лишь согласное гуденье насекомых.
*
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он — деловит, но незаметен.
Умер быстро: лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним — легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях Империю прославил.
Столько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
*
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
*
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела
все равно, что дранку требовать у кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
*
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им…
Как там в Ливии, мой Постум,- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
*
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще… Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
*
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
*
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке — Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
Mарт 1972