«Мать — это, строго говоря, наименование функции. Когда функция исчерпана, наименование теряет свой смысл; между выросшим ребенком и женщиной, которая именовалась «матерью», складываются новые отношения. При наличии общего языка эти двое видятся постоянно. В противном случае — расстаются. Никто не ждет, что они будут вместе. Быть вместе еще не значит любить друг друга или доверять друг другу.» Олдос Хаксли «Остров»
Брюссель встретил нас снегом и непривычной тишиной… как в волшебной сказке.
Младший сын, ожидавший нас в аэропорту, приготовил к нашему приезду целую трапезу, с запеченным в духовке мясом и хорошим вином. Снег, белым ковром покрывающий сад за окном, встреча с родным домом, накрытый с любовью стол – всё это согревало душу, убаюкивало.
— Можно я не буду мыть посуду? – голос сына возвращает меня к реальности. Он убрал к нашему приезду дом, привёз нас из аэропорта, приготовил еду по самому высшему разряду…какой может быть вопрос?
— Конечно, родной, оставь все как есть. Спасибо тебе!
— Я так рада, что вы уже дома – голос дочки из Англии – Я никогда так не волновалась за вас, как в этот раз… Как будто вы не родители мои, а дети, уехавшие в дальние страны. Мама, правда, это так страшно. Я несколько ночей не могла уснуть, думала о вас, о тебе…
— С приездом! Как я вам завидую, по-хорошему… — это уже моя мама.
Я засыпаю днём и бодрствую по ночам, бесцельно брожу по дому, по саду, ищу знакомые черты, приметы. Я и здесь, и там… С темнотой мне вдруг хочется петь, а на рассвете всё вокруг освещается волшебным светом, изменяя знакомую реальность.
Я — переполненный сосуд, подвешенный между временными полюсами. Не расплескать. Не потерять. Не забыть…
«Малыш!» — зову я во сне. «Малыш» — с недоумением произношу я, просыпаясь. Утром всегда чувствуешь себя незащищённой, ранимой. Навязчивая мысль-прозрение, открывшееся мне в последнем перелёте, грозит захлестнуть, потопить. Неужели это всё, что останется мне от этой поездки?
Постепенно день и ночь возвращаются на круги свои, волшебный свет блекнет, привычные будни всё настойчивей заявляют о своих правах и лишь тогда, я сажусь за свой стол и отправляюсь в новое путешествие…
Вот уже полгода, как я петляю по закоулкам и тропам моей памяти. Вспоминаю каждый день из тех двух недель, перечитываю книги, вглядываюсь в фотографии…пишу… Я знаю конец истории. Он неизменен.
Мне остаётся только воссоздать и соединить всё увиденное, пережитое, прочувствованное, сплести тончайшую паутину событий и смыслов. Брахма – творец всего сущего в древнеиндийской традиции – ткёт из паутины мир, защищая, спасая и охраняя очаг, но… его ассоциируют с жестокостью, коварством. Конец истории жесток…
*****
Последний перелёт. Всё не редкость обыденно, чинно и солидно. Нас действительно ждали, наши места свободны, нам приветливо улыбаются бортпроводники, улыбкой, в которой нет ничего личного, обслуживание безупречно. Этот рейс с честью подтверждает добрую славу авиакомпании Объединённых эмиратов.
Немного придя в себя после сумасшедшего бега, после навязчивых предчувствий и опасений, я наслаждаюсь комфортом и покоем, просматриваю рекламы предлагаемых фильмов. Выбор здесь невероятный, на всех языках мира, включая русский. Реклама одного фильма все время попадается мне на глаза. Афиша отталкивает и притягивает одновременно: фарфоровое лицо мадонны, обезображенное трещиной, растерянный, страдающий взгляд, покорность – слишком явно, пафосно… китч. Название, написанное с маленькой буквы и восклицательным знаком в конце «мама!» — наверняка слезливая, сентиментальная мелодрама, вот только аннотация на редкость не соответствует впечатлению от образа, и именно это заставляет меня сделать выбор.
Двуспальная кровать, на краю которой одиноко спит молодая женщина. «Малыш!» – зовёт она проснувшись. Обеспокоенная, ищет его по всему дому, открывает входную дверь, стоит у порога, вглядываясь в мир снаружи: Малыш! Он появляется неожиданно, сзади… не ребёнок – крупный мужчина, явно старше её, рядом с которым она кажется совсем юной и беззащитной. – Ты напугал меня – говорит она, улыбаясь…
Фильм запутывает, смешивает жанры, отвлекает внимание, уводит в сторону.
Кто живет в этом доме? Доме, в котором всё, до самых мельчайших подробностей, задумано, продумано и создано руками этой юной женщины. Создано для Него, единственного, который непременно должен преуспеть, состояться, прославиться. С каким терпением наблюдает она за процессом Его становления, какой любовью наполнены её глаза… Чем я могу быть тебе полезна? Только скажи… Только будь! Молодая пара? Маститый писатель и его молодая жена-поклонница? Его Муза? Она в трудах, Он в себе… В этих отношениях нет страсти, влечения, они и не спят вместе. Она создаёт для них Дом, а Он…
В доме, и правда, появляются незваные гости, как написано в аннотации. Незваные и нежеланные для неё, восторг и влечение — для него. Прямо здесь и сейчас он готов приютить их в её Доме, окружить заботой, вниманием, отправиться с ними хоть на край света… Для неё они помеха, захватчики, разрушители. Они варварски разрушают всё созданное ею: дом, гармонию отношений, привычное распределение ролей. Она – заложница созданного ею Дома, пытается уберечь его, сохранить. Он, завороженный новым миром за порогом дома, слеп и глух к её призывам и мольбам. Душа-человек к пришельцам, готовый на подвиги и поступки ради них, он оставляет её в полном одиночестве. Он ещё отдаёт ей должное, покровительственно отмечая, что всё в этом доме создано ею, что благодаря ей он жив и способен творить, но это больше для смирения её нрава, а непрошеными гостям до этого нет никакого дела… Несмотря на все её запреты и просьбы, они стремятся уничтожить именно сердце этого дома – Святая-Святых, бережно хранимую в главной комнате дома – кабинете… Сына. Я не оговорилась… С какого-то момента, лично для меня, эти отношения становятся очевидными, само собой разумеющимися. С какого момента?
Обогащённый новыми впечатлениями, опытом общения с чужаками, переполненный энергией мира вне, Он приносит ей своё, наконец-то, созданное творение, то, ради рождения которого она создавала этот мир. Ей первой! Её труды не пропали даром — Он состоялся! Она всегда знала, как он талантлив! Все горести позабыты, это её триумф – только Он и Она!
— Да, да, ты права! Моя редактор тоже сказала, что это гениально!
Выражение её лица, боль, разочарование…
— Она уже успела прочесть? – только и спрашивает юная женщина, мать сына, который уже никогда больше не будет принадлежать ей безраздельно.
И опять дом наполняется чужими людьми, восхищающимися Им, пренебрегающими Ею, её трудами, её детищем – их Домом. Всё опять разрушено, разбито, растерзано. Ей нет места в этом доме, её Доме. Она лишняя…
Дни сменяются днями и Дом, приходящий в себя, под Её умелыми руками, опять приобретает свой и уют, и покой, и гармонию. Он и Она – эти двое опять одни, опять вместе. Кто они?
В одно прекрасное утро Она озаряется особым светом: будет ребёнок.
Младенец появляется на свет, несмотря на повторяющийся вандализм, разрушения, одиночество. Кажется, вот оно мгновение единения, восторга, счастья. Но кто этот мужчина, в нетерпеливом ожидании сидящий перед ней? Что ему нужно от неё? В его взгляде нет отцовского умиления, нет любви, есть непреодолимое желание — отобрать. Отобрать у неё, любой ценой. Зачем ему непременно нужен этот ребёнок? Он и этот младенец – едины. Только на время дано ей обладать этой новорожденной жизнью. Не спать, не упустить, уберечь любой ценой… Тщетно! Тот, кого она самоотверженно оберегает сейчас, прижимая к своему сердцу будет уничтожен, отдан на поругание, тем, кем он станет в скором времени… сидящим напротив.
— Что ты сделал с моим Сыном? – кричит в ужасе женщина, обращаясь к своему… Сыну.
Её горю, отчаянию нет предела. Изувеченная, обгоревшая, падает Она на руины своего Дома.
— Мне больше нечего тебе дать – извиняется она перед Ним в свой последний миг, но…
— Есть! – властно отвечает ей Он, раздирая её плоть голыми руками и вытаскивая главное, Святое-Святых, её Любовь – основу и залог его успеха.
Двуспальная кровать, на краю которой одиноко спит молодая женщина. «Малыш!» – зовёт она проснувшись.
Бесконечно повторяющаяся история, вечная как мир, неизбежная как судьба.
Подготовить, создать, выносить, выпестовать целый мир и уйти в сторону, в небытие…
«Мать — это, строго говоря, наименование функции. Когда функция исчерпана, наименование теряет свой смысл»
Конец фильма.
Заключительный аккорд всего путешествия — странствия, начавшегося много раньше…
Как привычно звучит «прощание с детством», но как страшно, кощунственно – «прощание с закончившимся материнством». Знаю, мне возразят: период детства уходит, но мы остаёмся, а матери и дети – это навсегда, несмотря ни на что. Нам привычно так думать, но так ли это? Так и вижу беременную женщину, заключённую в младенце. Она в нем, а не привычное наоборот. Как в фильме, ей не дано переступить порог, созданного ею дома. Ребёнок должен уйти, чтобы стать взрослым. Он может уйти, неся её в себе или исторгнув из себя, но пока он не повзрослеет, она остаётся его заложницей. Только тогда наименование имеет свой смысл. Я не держусь за смысл. Я всегда за свободу, но почему так мучительно больно, так щемит от тоски и сожаления?
Помните, как у Вознесенского:
Матери сиротеют.
Дети их покидают.
Ты мой ребенок,
мама,
брошенный̆ мой ребенок.
Послесловие
— Знаешь, — говорю я нашему младшему – нам никогда не было так хорошо друг с другом, мне и папе, как в последние годы.
— Это всё из-за нас – не задумываясь, отвечает он.
— Какая связь? – недоумеваю я.
— Прямая: мы выросли, стали на ноги, уехали из дома и вам ничего не оставалось, как заняться друг другом. Появилось время для себя!
— Странно, я никогда так не думала…
— Согласись, дети — это большая головная боль! – уверенно провозглашает мой юный философ и мы оба смеёмся в голос.
***
Дочка с мужем устроили мне ещё одно празднование юбилея: купили билеты в Лондон, заказали ресторан и повели на балет. Я делюсь с ними впечатлениями от поездки, мы смеёмся по поводу того письма-розыгрыша, и я сетую на то, что старший так ни разу и не спросил, как у нас дела.
— Мама, это всё не так – говорит мне дочка. – Он звонил, писал и волновался. Только звонил не вам, а мне…
Детям моим посвящается.