Герои Историй моего Сада не выдуманы мною. Они пришли, покинув на время свои привычные края, на мой зов. Я знаю о них только то, что близко и доступно мне. В чем-то они похожи на мои новые очки: я отражаюсь в них и вижу себя. Порой мне удаётся разглядеть какие-то новые черты в себе самой, добавить новое знание, проникнуть в неведомую до этого суть. Они не принадлежат мне, но они часть меня. Любой взглянувший на них, сможет испытать то же самое… Когда-то они впустили меня в свой мир, и теперь я пригласила их в свой Сад. Это ответный визит: чувствуйте себя здесь как дома.
Маленький Принц был тут далеко не первым. Первым пришел Рыцарь. Тогда он был ещё совсем юным, доверчивым и очень ранимым. Наверно таким остался и по сей день. А уж сколько мусора было в его голове! Вы не поверите, но все его доспехи, вся его напускная отвага, все его «твёрдые убеждения» … всё было взято из газет, выхвачено из крикливых медийных новостей, вдолблено в казармах. При всей своей любознательности и прирожденном уме, он не мог устоять перед таким напором. Пришедший ко мне Рыцарь был на грани срыва. Как после тяжелой контузии, он повторял беспрерывно одни и те же фразы об опасности, о врагах, о своём предназначении, о бесконечной преданности, вере и о готовности пожертвовать собой. Сколько раз мне приходилось чинить его руки, ноги, да что греха таить, и бренную голову. Все его доспехи были из этих самых газет и только под самым сердцем, глубоко под всем этим ворохом мусора и страшилок, под слоем пота и грязи, был портрет женщины: то ли матери, то ли возлюбленной, то ли святой из домашнего очага.
Вряд ли возлюбленной… Он был так молод, так бескомпромиссен. В его глазах не было, свойственной любви мечтательности, зачарованности.
Порой я улавливала почти детский страх в его взгляде. Он пытался спрятать его под нарочитой бравадой, но чаще это был совсем юный, смущённый молодой человек, ещё не вкусивший от щедрых плодов жизни, но уже познавший запах пороха и пытающийся не задавать себе лишних вопросов, в необъяснимом страхе перед возможными ответами.
Его руки ни на минуту не отпускали ни меча, ни щита. А на щите был тот самый барашек… Отданный на закланье во имя блага имущих… Золотое Руно.
Я почти отчаялась побороть его растерянность, неуверенность в себе, болезненную ранимость. Но больше всего меня огорчали неожиданные приступы геройства, непреодолимая жажда самопожертвования и отрицание собственной идентичности. Мой рыцарь рвался в бой и мечтал о героической гибели во имя чего-то, ему самому не понятного. Что плохого скажете вы в таком порыве? Разве все великие дела не опирались на боевой настрой таких же молодых, пленённых идеей, мечтающих о свершениях, победах, переделках мира? Не стану лукавить: так было испокон веков… Я сама, в свои ранние годы плакала по ночам от обиды на судьбу: все войны и революции кончились, на мою долю досталась скучная, пустая жизнь. Как же мне её «прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»? Я не шучу… На моё счастье, мой геройский порыв прошёл никем не замеченным, и никто им не воспользовался ни на благо всего человечества, ни во имя правого дела. Мой порыв прошёл сам по себе… с первой любовью…
Глядя на моего рыцаря, я вспомнила свои давно забытые страхи и страдания. А ещё я вспомнила о множестве таких же юных и доверчивых, одержимых и бесстрашных, цинично вскормленных на корыстных идеях. Просто этот забрёл в мой Сад и я чувствовала себя ответственной за него и за его душу. Я думала об отце погибшего солдата. Солдата восемнадцати лет, павшего, защищая никому не нужную высотку. – Я виноват перед ним – говорил отец, с застывшим взглядом, — я дал ему жизнь, но не научил ценить её. Я не успел сказать ему, что нет ничего важнее жизни… Это моя вина.
Мне сложно говорить о ценности жизни – моя вера в это не слишком крепка… Сейчас не об этом. Самой мне было его не спасти и тогда в Саду появилась Прекрасная Девушка, а затем и Маленький Принц.