— Как же ты изменилась! – в её голосе слышится неподдельное восхищение и даже гордость – Как тебе это удается? Нет, ты и раньше была и доброй, и щедрой, но что-то в тебе изменилось и приобрело какие-то другие оттенки… Это поразительно! Я восхищаюсь тобой…
Она продолжает хвалебную Оду, а я не могу сдержать своё смятение и досаду. Люди не меняются!!! Обучаемый обучается, верящий – верит, вредный – вредничает… Как ей объяснить, что любое изменение – это только логическое продолжение однажды установленной тенденции. Мы сдаём позиции или продвигаемся вперед, но всё это заранее заложено в нас: обучаемый – обучается – способен обучаться, делать выводы, двигаться дальше. Я просто обучаема, но всё та же. Я не меняюсь! Я хочу верить, что я не меняюсь! Но уж слишком часто в последнее время я слышу это «Как же ты изменилась!» и при этом всегда с одобрением, поощрением, а порой, и с оттенком восхищения: ты стала как бы человечнее…
Это приводит меня в ужас… Что я разрушила по дороге? Что покалечила, что уничтожила? В чем покривила душой?
— Пожалуйста, перестань. Я не люблю, когда мне говорят, что я изменилась. Есть в этом что-то уничтожающее, усредняющее. Ты ведь сама когда-то учила: или двойка или пятерка, но главное ни тройка, ни среднее, посредственное, приемлемое…
— Ну я ведь не об этом! Ты стала мудрее, спокойнее, человечнее… Что в этом плохого? У тебя странные реакции…
— «Странные» мне нравиться больше! – внутри отпустило, и мы продолжаем ежеутреннюю мотивирующую беседу.
И как по привычке, сразу после – Хорошего тебе дня! – И тебе тоже! – мои ступни опять зависают в воздухе и вот уже, непонятно откуда налетевший ветер, настойчиво подталкивает меня по направлению к Королевству. Последнее время это происходит всё чаще и чаще… И именно после разговоров с ней …
***
В Королевстве никогда и ничего не менялось. Неизменность была его основой, целью и защитой. Вот только Девочку это постоянство угнетало и никак не радовало. Она не любила обязательные совместные прогулки по лесу, четкий распорядок дня, установленные кем-то правила, границы и даже принятые в Королевстве традиции, все, кроме бесед за общим столом. Это сейчас пропавшее Королевство видится прибежищем покоя и безграничного счастья… а тогда… Это была ловушка для любви, которая обязывала и душила, требовала ответствовать и соответствовать, зримо и ощутимо являть себя в каждый момент дня и ночи, перед каждым в равной мере, без исключений. …
Убегая от требовательной любви и пугающего постоянства, Девочка открыла для себя прелесть одиночества и полюбила долгие прогулки по зачарованному лесу, на далёкой окраине Королевства. В самой его глубине дремал старый, почти разрушенный, Замок. Когда-то, в смутные времена, он чем-то огорчил людей, и они решили навсегда стереть его с лица земли, но стены его были столь широки и крепки, а корни так глубоко уходили в историю, что разрушение грозило поглотить весь окружающий мир и люди благоразумно отступили… Так он и остался стоять, вызывая неизменное восхищение своей былой мощью, невольное сожаление от вида обвалившихся башен и башенок, пугая черной пустотой бойниц и окон. Перед его парадным входом на невысоких колонах, по обе стороны от массивной лестницы мирно возлегали два льва. Кое-где и на них были видны следы разрушения, но их присутствие и неожиданная целостность, устойчивость ко всем превратностям судьбы, создавали ощущение, что замок ещё продолжает жить и потому, а может и по какой иной причине, мало кто решался нарушать его покой. От этой лестницы со львами шел небольшой мостик, перекинутый через искусственный ров, вырытый вокруг всей территории замка и заполненный водой. Наверно раньше кто-то и следил за уровнем воды в нем, но сейчас он зависел исключительно от погодных условий, от дождей и талых снегов. Дальше, куда ни кинь взор, простирался лиственный лес. Осенью всё вокруг покрывалось сказочным ковром, всевозможных оттенков земли. В редкую сухую погоду, опавшие листья издавали приятный шорох и взлетали вверх от каждого прикосновения, но чаще манили неожиданной сочностью и яркостью, окроплённые привычными осенними дождями. Лес был прекрасен во все времена года, вот только осенью он притягивал Девочку больше всего.
А ещё была в том мире дорога… двумя параллельными полосами устремлялась она вдаль, рассекая белоснежную поверхность, щедро припорошенной снегом земли, врезалась в заснеженное пространство мирно дремавшего леса, погружалась в густой утренний туман и исчезала за горизонтом, где-то там, где под мягкими покровами снега существовала совсем иная, незнакомая жизнь… манящая, волшебная, опасная… белый, нетронутый лист бумаги и холод отчужденности…
и страх перед огромным миром во вне, страх не понять …
— Как жалко — говорила девочка, — что мне не дано прожить множество различных жизней, понять всю мудрость мира, проникнуть во все тайны вселенной, познать всю сладость и горечь, доступную людям. Мне так много надо понять, а дана только одна жизнь и в ней придётся принимать решения, не понимая и сотой доли их последствий, а порой и просто смысла. Это пугает, заставляет чувствовать беспомощность, мизерность свою перед чем-то огромным, необозримым.
Выхода не было… Пора было выходить за пределы Королевства. Волшебники тоже догадывались об этом, кто с пониманием, а кто и со страхом.
Пора было отправляться в путь…
Королевство было домом, родным, привычным, единственно знакомым, за порогом которого должна были быть другие миры, планеты, истории.
***
Как заманчиво было бы сейчас написать: Ближе всего к Королевству были астероиды 325, 326, 327, 328, 329 и 330. Вот она и решила для начала посетить их: надо же найти себе занятие, да и поучиться чему-нибудь.
Но увы… хотя это и было очень близко к истине, это был бы непозволительный плагиат, а последние, о чем мечтала девочка это было потерять свою индивидуальность и быть похожей на кого бы то ни было, пусть даже и на Маленького принца… а посему:Ближе всего к Королевству была школа, обычная школа, куда и отправилась Девочка, для того чтобы познать мир за стенами Королевства, а заодно и себя саму.
Одной из первых ей повстречалась Учительница литературы. Она пришла в новый класс вместе с Девочкой. Молодая, красивая женщина, о которой говорили, что она по образованию вообще-то юрист, что родом из большого столичного города, что последовала за своей любовью и что любовью её был моряк дальнего плавания, ради которого она бросила и столичный город, и многообещающую карьеру, и перебралась в город у моря, коротать долгие месяцы ожидания и быть счастливой в короткие часы побывки. История Асоль, влюблённой, мечтающей и готовой ждать вечно …
В самый же первый день она предложила своим ученикам написать сочинение о любимой книге. Ей казалось естественным понять другого через книги. Это был её первый класс, первый опыт преподавания. Девочка такая идея была близка и привычна, она писала о книге Бредбери «Вино из одуванчиков» — книги о познании мира вокруг себя, о первых открытиях, о первом страхе, первой любви, о памяти, запечатанной в бутылках с вином из одуванчиков…
После уроков Учительница сама подошла к девочке.
— Это одна из моих любимых книг и то как ты написала об этом мне очень созвучно. Ты позволишь я провожу тебя до дома? Нам есть о чем поговорить.
И правда, всю дорогу они не переставали перебирать любимые книги, читали вслух стихи, сравнивали, порой спорили… Девочка чувствовала, что эти беседы её родная территория и мир казался ей уютным и привычным. Почти каждый вечер Учительница и Девочка отправлялись домой вместе. Сначала Учительница провожала до дома девочку, потом, не желая прерывать интересный разговор, девочка провожала домой Учительницу, а та в свою очередь опять шла вместе с девочкой до её дома и только темнота на улице напоминала им, что завтра опять надо идти в школу, а значит пришло время расставаться.
Конечно, такие отношения диктовали совсем иное поведение и на уроке. Обычно учительница, входя в класс, подходила к девочке и предлагала ей тему для размышления, а затем переходила к занятиям с классом. Целый урок, предоставленная самой себе, девочка записывала свои мысли на заданную тему, а после уроков, именно с этого начинался их разговор. Темам не было конца. Для девочки это было естественным продолжением бесед за общим столом в Королевстве. Взрослые во внешнем мире, почти все, с кем она сталкивалась, относились к ней совершенно на равных и даже с заметной долей уважения, а со сверстниками она чувствовала себя чужой. Они беспрекословно признавали её первенство и даже главенство, к которому она никогда не стремилась, но особой любви и понимания между ними не было, так что не появись в тот год эта учительница литературы, она бы опять ушла в своё уютное одиночество. А для Учительницы? Остальные ученики не приняли её с самого начала, полагая мягкость и интеллигентность за слабость, а увлечённость литературой, в отрыве от школьной программы, за чудачества, лично их, к счастью, ни к чему не обязывающие. Эти прогулки были отдушиной для нее. Так незаметно пролетел почти год…
Приближались летние каникулы. Девочка и Учительница в предчувствие скорого расставания проводили всё больше времени вместе, провожая друг друга до дома после уроков: сначала до дома одной, потом до дома другой и так почти до сумерек, которые наступали всё позже и позже. Их темы никогда не иссякали, разговор не замолкал ни на минуту, хотя в нем давно уже не было очарования узнавания, удивления, новизны. Это было общение двух закадычных друзей, понимающих друг друга с полуслова, говорящих на одной языке, который окутывал их множественными нитями и ограждал невидимой стеной от окружающего мира. Этот дивный, ни с чем не сравнимый язык приподнимал их над землёй, одаривая блаженством парения свыше, доступное чаще одиночкам, но по какой-то неведомой прихоти, дарованному им на двоих …
В своих разговорах они не касались ни обыденного, ни будничного, не опускались на землю, кроме тех коротких моментов, когда Учительница замечала на подходе к дому Девочки, что уже стемнело и пришло время расставаться: Тебя уже наверно заждались дома, говорила она – Завтра догуляем. Хорошо? В этом «хорошо» было столько оттенков и надежда, и обещание, и просьба, а главное – это и правда было хорошо…
В тот вечер темнота непростительно запозднилась. Разговор оказался невероятно увлекательным, и девочке даже показалось, что в этот раз они парили немного выше обычного над землёй. Расставаться совсем не хотелось. Они в очередной раз подошли к дому девочки, но никак не могли заставить себя произнести прощальные слова и стать на твёрдую землю двумя ногами.
— Знаешь, — сказала вдруг учительница и при этом в первый раз за всё их годовалое общение, почему-то посмотрела не прямо на девочку, а повернула голову влево, избегая смотреть ей в глаза – Знаешь, я смотрю на тебя и вижу себя…
Это вступление настораживало. Девочка ещё продолжала витать над землёй, но вдруг с удивлением обнаружила, что Учительница стала меньше ростом, опустившись на всю ступню. Такое происходило впервые, и всё ещё прибывая в нирване единения, девочка вдруг почувствовала Страх, холод, поднимающийся от пальцев ног всё выше и выше, как по лабораторным трубкам на уроках химии. Она попыталась заглянуть в глаза Учительницы, но та упорно смотрела в сторону — застывший, отчуждённый взгляд в никуда, или куда-то, где девочки не было больше места…
— Я вижу себя, такую же блестящую, переполненную знаниями, мыслями, планами. Всё мне давалось на редкость легко, доставляло удовольствие, наполняло жизнь смыслом, интересом. Всегда лучшая во всём, удачливая… Окончила школу с медалью, поступила на престижный юридический, и здесь была лучшей, гордость столичного университета, гордость семьи, предмет обожания и восхищения… всё это было, а потом… потом я влюбилась. Как последняя дура… — Учительница всё глубже погружалась в земную твердь, насильно затягивая, стремительно замерзающую, девочку за собой.
— Как ты смеешь! Нет! Не сравнивай! Я другая! – желая сбросить с себя наваждение, навязываемое ей, девочка пыталась изо всех сил освободиться от сковывающего её холода – Не смей! Замолчи! – первоначальный страх перерождался в незнакомое чувство, сильное, жестокое, непреодолимое, готовое защитить себя любой ценой – в ней рождалась Злость, слепящая глаза, подобная яркому свету, блеснувшему на клинке меча, резкая, беспощадная, ещё неведомая ей, но уже крепко цепляющаяся за её душу.
— Влюбилась, как последняя заводская девчонка. Ничего из моих блестящих способностей и обещаний не уберегло меня от этой банальности… А он оказался ничем… Красивая внешность, да пару хлёстких фраз – это всё, чем оказалось так легко меня выбить из седла.
Семья была в ужасе, но они полагались на мой здравый смысл, на мой «незаурядный» ум… Куда там… — учительница продолжала говорить, остекленевший взгляд, безвольно опущенные руки, оцепенение. Это была история, которую она ни один раз рассказывала самой себе, и сейчас, в самый неожиданный момент, она вдруг вырвалась наружу и её поток невозможно было остановить. Это была стихия, землетрясение, обвал.
— Не смей! Не прикасайся ко мне своей жизнью! – Девочка сама не понимала, что с ней происходило в этот момент. Ей казалось, что ещё минута и она захлебнётся от этого нового, пугающего и одновременно греющего её ощущения. Холод прошёл, растопленный злостью, ненавистью, с куда большей скоростью, поднимающейся по её телу вверх, стремительно овладевая ею. – Ты даже с классом справиться не можешь! Куда тебе с жизнью? Не смей касаться меня! Чур, чур, чур! Мы разные! – Ничего из происходящего внутри не выплёскивалось наружу. Снаружи был только монотонный голос Учительницы, пребывавшей в других временах и местах.
— Я восстала против всех, — продолжала она – Бросила всё и всех. Вышла замуж наперекор всем. Поехала за ним на край света. Из поддающего большие надежды адвоката, превратилась в безработную жену простого необразованного моряка дальнего плавания. Он по полгода в плаваниях, сегодня тут – завтра там, а я… Какой из меня преподаватель?
Думаешь я сама не понимаю? Я себя в себе не узнаю… Как же я изменилась? Сильная, свободная, умная… про меня ли всё это… видимо так всегда с блестящими девочками… влюбилась…
Злость истощила Девочку. Теперь она ждала только момента, когда сможет хоть как-то обратить на себя внимание Учительницы и попрощаться, желательно, навсегда. Место рядом с ней было прокажённым и грозило заразить неисправимой, неизлечимой болезнью. Постепенно злость сменилась призрением, которое и застыло на её лице в отчуждённом ожидании.
— Влюбилась… — в последний раз повторила Учительница и, с трудом сбросив охватившее её наваждение, виновато посмотрела в сторону девочки. Вина и растерянность, первых минут пробуждения, быстро переросли в ужас. Она всё поняла, вспомнила и Кто она здесь, и с Кем она. Они и правда были из одного теста, но она была Учительницей, старшей и не смела… не имела права… Она увидела и страх, и злобу, а главное – призрение, и это было страшнее всего. Это был конец их отношений – её единственная отдушина в этом чужом и чуждом ей мире, на краю света…
— Прости… Прости меня, пожалуйста… — тихо сказала она, пытаясь последний раз заглянуть в глаза девочки.
— Я не изменюсь – резко ответила та – Я другая! – Страх и злость опять грозились накрыть её с головой. Больше страх, незнакомый, животный, как будто перед ней разверзлась бездонная пропасть, настойчиво манящая, властно затягивающая на самое дно.
— Я другая! – не попрощавшись и стараясь не глядеть в глаза ещё недавней подруге по духу, она развернулась и исчезла за неожиданно резко захлопнувшей дверью подъезда.
***
Подготовка к экзаменам и приближающееся окончание учебного года давали возможность не слишком часто пересекаться, а потом, ещё до начала экзаменов, Учительница куда-то исчезла. Девочка пыталась забыть всю эту историю как можно быстрее, а другие вообще по истечении короткого времени не помнили ни имени, ни лица, непонятно откуда появившейся и куда-то так же внезапно исчезнувшей нелепой, странной молодой женщины.
Только страх, посеянный ею в сердце девочки, многие годы не прекращал своё противостояние, с неизвестно чем вызванными, настойчивыми укорами совести…
***
На следующий год был уже другой класс и другая учительница. Привыкшая к свободе и вольномыслию Девочка на первом же классном докладе с лёгкостью продемонстрировала и плавную без запинки речь, и точные, яркие подтверждающие её мысли примеры из литературы, истории, и строгие логические выводы…
— Какой ужас! – воскликнула учительница, сокрушенно качая головой – Ты послушай, как ты говоришь! Я уверенна, что большая часть класса не понимает, о чем ты. Твои литературные примеры вообще не из учебной программы. Я сама не знаю, о чем идёт речь! Ты употребляешь иностранные слова, а это, если ты не забыла, урок русской литературы. Твоё выступление — это желание показать всем, что мы ничего не стоим и не знаем – это высокомерие!
Ошарашенная Девочка в первую минуту решила, что речь идёт не о ней и даже оглянулась по сторонам в поисках того, на кого был направлено благородное негодование, но рядом с ней никого не была, а класс, как и положено классу на еженедельных докладах, занимался каждый своим делом, радуясь возможности не быть вызванным к доске.
Целых два года длилось противостояние, порой шуточное, а порой и серьёзное, между ученицей и учительницей. Девочка писала сочинения вольным стилем, в стихах, заранее зная, что их не примут, отвергнут и потому обычно подавала два сочинения сразу: одно в своём стиле, а второе по твёрдым рамкам-требованиям: вступление, основная часть, заключение. Первое возвращалось с неизменным: опять ты за своё, а второе получало свою законную пятерку: можешь ведь, как человек. Вот только эпиграф у тебя, как всегда, ни к месту. При чем тут: Кесарю кесарево, а Богу Богово? При чем тут: Скрымтымным? При чем тут: Дураки остались в дураках?
Эта, затянувшаяся на два года игра, была в принципе безопасна. Хорошие результаты в учебе, уважение остальных учителей, дружеские отношения с одноклассниками, вели её к благополучному завершению школы, прямиком к золотой медали. На последнем уроке литературы ей опять предстояло делать доклад перед классом. Впервые за всё время, ей не хотелось ни лезть на рожон, ни травить гусей… на кону стояла медаль, которая лично для неё не представляла никакой ценности, но вдруг что-то дрогнуло…
Она говорила, как стреноженная, спотыкаясь при каждом шаге, пытаясь обходить особо сложные понятия, слова, примеры. Впервые в её речи появились досадные паузы, слова паразиты, протянутые ноты… Красная, досадующая стояла она перед притихшим классом, презирая себя за постыдное малодушие…
— Ну вот! Теперь ты стала нормальным человеком! Я всегда знала, что ты можешь! Всего два года, а как изменилась твоя речь! Способности в тебе всегда были, но сейчас ты стала проще, доступней, я бы сказала, человечней!
Занавес…
***
…слишком часто в последнее время я слышу это «Как же ты изменилась!» и при этом всегда с одобрением, поощрением, а порой, и с оттенком восхищения: ты стала как бы человечнее…
Это приводит меня в ужас… Что я разрушила по дороге? Что покалечила, что уничтожила? В чем покривила душой?
— Пожалуйста, перестань. Я не люблю, когда мне говорят, что я изменилась. Есть в этом что-то уничтожающее, усредняющее. Ты ведь сама когда-то учила: или двойка или пятерка, но главное ни тройка, ни среднее, посредственное, приемлемое…
— Ну я ведь не об этом! Ты стала мудрее, спокойнее, человечнее… Что в этом плохого? У тебя странные реакции…
— «Странные» мне нравиться больше!
Странные… Странствия… Странник… Страница…Стороны света… Свободная птица…