Её привозят в палату поздно вечером. Санитары о чем-то возбужденно перешёптываются, нисколько не заботясь о покое остальных обитателей трехместной палаты. Когда их голоса окончательно стихают в коридорах отделения, с ближайшей от двери кровати, на которую поместили новую пациентку, раздаются первые звуки. Гортанное уханье и какое-то подобие скрипа. Звуки повторяются, следуя неведомому ритму и под этот живой метроном палата опять погружается в сон.
Утренний обход на следующий день непривычно многолюден: врачи, студенты, медсестры и даже сам Профессор. Лечащий врач знакомит с новой больной: «Девяносто три года, живет одна. Соседи не видели её несколько дней и вызвали детей. Те и обнаружили её без сознания на лестнице. На голове небольшая рана и кровоподтек, не представляющий опасности для жизни. Все показатели, которые было возможно получить в приёмном покое, в норме для её возрастной группы. Единственно, что вызывает вопрос и опасения – это чрезмерное истощение. Судя по всему, она не питается достаточно или, скорее всего, в течении какого-то периода времени просто голодала.»
Старуха не открывает глаз и не издаёт ни единого звука. Контуры её тела едва намечаются под одеялом, а, единственно видимые на поверхности, голова и руки напоминают кору старого дерева. Длинные, довольно густые, волнистые, седые волосы, беспорядочно разбросанные по подушке, кажутся здесь просто неуместными, чужими, из другого мира…
— Коллеги, — внимательно выслушав доклад врача, обращается Профессор к своей медицинской свите – каковы будут ваши мысли и предложения по этому конкретному случаю?
Присутствие Профессора, обращение к будущим врачам как к коллегам, да и явный ажиотаж вокруг необычной пациентки, подстёгивают студентов. Вот их звездный час! Возможность обратить на себя внимание, заслужить благосклонный взгляд заведующего отделением, а там кто знает… Конкуренция!
Выбор огромен: от рака желудка до рака головного мозга — раздолье! Благо, больница университетская, хорошо оснащённая аппаратурой и специалистами на все случаи.
Студенты оглушают терминами, молодые врачи отводят глаза в сторону, лечащий врач терпеливо ждёт, а Профессор, явно наслаждаясь ситуацией, неизменно выказывает одобрение и поддержку каждому выступающему. Руки в карманах халата, ноги на ширине плеч, крупная голова, с едва тронутой сединой шевелюрой, склоняется к говорящему с неизменным: «Спасибо, коллега — интересная мысль…». Иногда ещё и имя студента спросит, привнося дополнительную динамику в ряды своего окружения. На фоне этой утренней активности, недвижимое тело предмета обсуждения остаётся как бы за кадром.
Достаточно повеселившись за счет студентов, обойдя вниманием молодых врачей, Профессор наконец-то поворачивается к пациентке. Нимало не смущаясь её безучастностью, он обращается непосредственно к ней. – Ну что ж, голубушка? По первОй, мы вас откормим, ну а там… видно будет.
— Пишите коллега, — диктует он теперь её лечащему врачу – кормить, кормить и ещё раз кормить. Диетолога пришлите – пусть разбудит её аппетит. Килограмм-другой наберет, вот и поговорим.
Консилиум удаляется. Старуха открывает глаза и неподвижно смотрит в потолок.
Где-то к середине дня появляется совсем молоденькая диетолог. У неё в руках планшет и целый ворох наглядных пособий с вкусной и не совсем здоровой пищей – должных пробуждать «звериный» аппетит. Она предлагает своей новой подопечной попробовать сесть на кровати, пытаясь подложить под неё подушки, но старуха неожиданно резко встаёт и твёрдой походкой направляется к небольшому столу, стоящему у противоположной стены. Ровно держа спину, она садится на стул и впервые произносит четкое слово: Ну?
Несколько ошарашенная, девушка, пришедшая к, якобы, беспомощной старухе, оглядывается по сторонам, а потом незаметно пытается заглянуть в свои записи – может палатой ошиблась? Вся её заранее продуманная тактика, речь, — всё это вдруг оказывается неуместным и даже нелепым… С чего теперь начать?
Присев с другой стороны стола, девушка начинает аккуратно раскладывать свои наглядные пособия – журналы для возбуждения аппетита. Пытаясь не встречаться взглядом со своей непредсказуемой пациенткой, неуверенным голосом она начинает заранее подготовленное вступление, но её неожиданно перебивает скрипучий голос: «Вот это я люблю! Десяток могу съесть!». Глаза старухи горят, она уверенной рукой перелистывает страницы журналов, причмокивает при виде одних лакомств и так же активно выражает свою нелюбовь к другим: Это я терпеть не могу!
Юному диетологу остается только спешно фиксировать предпочтения своей пациентки, но она чувствует себя такой потерянной, непрофессиональной. С одной стороны, ей невероятно облегчили задачу, а с другой… всё как бы происходит и без её участия. Ещё минута и она расплачется, совсем по-детски, но тогда она не успеет записать всё, что сообщает ей эта странная особа. Пытаясь хоть как-то взять ситуацию в свои руки, она задаёт вопрос: «Чтобы Вы предпочли из этого на завтрак?». «Да всё сразу! – без запинки, реагирует подопечная – На завтрак, на обед, на ужин. Всё!» Это последнее ВСЁ несколько озадачивает: всё, в смысле всё вместе или всё – конец цитаты? Диетолог набирается смелости и переспрашивает: «Вы хотите всё это на завтрак?». Нимало не смущаясь, старуха произносит: «Почему бы и нет!», резко встаёт и решительно отправляется в туалет.
Девушка ещё пару минут сидит в оцепенении, а потом поспешно ретируется.
Ранний вечер. Время посещений. В палату опять набилось сверх всякой меры – от обилия родственников нашей подброшенной старухи негде ногу поставить. Дети, внуки, жены, мужья… Со стороны посещаемой никаких эмоций. Как и во время утреннего обхода, она лежит под одеялом, волосы теперь собраны в пучок, глаза закрыты, губы сжаты – труп выглядит активнее. Внуки подойти боятся, дети предпочитают разговаривать друг с другом. Кажется, им привычна и удобна материнская безучастность.
Неожиданно, в палату входит лечащий врач. В такое время врачей в отделении обычно нет. Мельком бросив взгляд на свою пациентку, она обращается к посетителям: «Кто вы ей все? Есть здесь её дети?» Четверо отделяются от толпы, и врач жестом просит выйти их за дверь. Разговор за дверью явно не из самых приятных. Голоса детей иногда проникают сквозь палатную дверь: «Да она упрямая, как осел!», «Да сколько раз ей уже предлагали!», «Ей дом дороже всех нас вместе взятых!», «Она всю жизнь такая!», «Свободу ей подавай!»
Часть посетителей внутри замолкают, прислушиваются к происходящему снаружи, другие пытаются занять и отвлечь детей, стараясь оградить их от происходящего за тонкими дверьми, предмет раздора продолжает хранить молчание, образуя вокруг себя непробиваемую стену отчуждения.
Посетители уходят, пытаясь не потревожить сон старой женщины, без лишних церемоний, подтолкнув к выходу малышей. Одна из дочерей на минуту застывает в проёме двери, смотрит на мать дольше и пристальнее других, но и она выходит, не подойдя к ней, не дотронувшись, не прикоснувшись.
Женщина открывает глаза, отбрасывает одеяло, опускает ноги на пол и садится на кровати. Её осанка, стремительность движений, напор – поражают. Туалет, душ, долгое расчесывание длинных волос… В сумерках она кажется вырезанной из дерева. Заостренные черты лица, лишенные подкожного слоя сухие руки, едва различимое в складках больничного белья тело. Она ещё долго лежит, устремив взгляд в потолок, потом слышится уже знакомое гортанное уханье, сопровождаемое скрипом, и палата погружается в ночь.
Утром – настоящее представление! Сразу два переносных столика появляются перед ближайшей к выходу кровати. Затем два работника кухни ставят на них два подноса с едой. Чего там только нет!!! Половинки авокадо, тонко нарезанные кусочки красной рыбы, фрукты со всего света. Тут тебе и манго, и киви, и виноград, и апельсины, да с клубникой. А уж сыров и колбас, да ароматной выпечки… Даже три креветки на отдельной тарелке… Остальные обитатели палаты обалдело глядя на это пиршество, хлебают свой привычный чай, закусывая двумя тостами белого хлеба с джемом и, изо всех сил, пытаются не смотреть в сторону этого безобразия.
Странная старуха тоже не смотрит на всю эту роскошь. С недовольной гримасой на лице, она пытается встать с кровати. Два расположенные в непосредственной близости от нее стола с подносами преграждают её путь. Преодолев эти препятствия, она решительно выходит в коридор и властным голосом требует выдать ей по праву полагающиеся: чай, два тоста и джем. Затем возвращается в палату, садится за небольшой стол у противоположной стены и ждёт. Получив требуемое и причитающее ей, она, тщательно пережёвывая, поглощает свой завтрак. За этим занятием её и застаёт диетолог. Улыбка счастья, с которой она появляется в палате, в первую минуту просто отказывается испаряться. Она медленно сползает с лица, уголки губ помимо воли тянуться вниз, а рот, в тщетной попытке удержать их на месте, широко открывается и из него вылетает невольное: Ооооо!
— Как же так? – лепечет она, забыв про Доброе утро! Как ваши дела! Какой праздник я для вас организовала!
От этой старухи ей опять хочется плакать.
— Вам же принесли всё, что вы просили… Почему же ВЫ?
Нет, никаких извинений и благодарности от нее не дождешься. Едва оторвавшись от своего сухаря, она объясняет этой дурёхе: «Я ничего такого не просила. Утром я пью чай с тостами и джемом. Почему я должна менять свои привычки, да и почему мне нужно было самой ходить за своим завтраком?»
Молодая диетолог, с таким трудом достававшая все эти яства, убеждавшая работников кухни, что ей необходимы все эти продукты, самолично заказывающая их из соседнего ресторана, на свой страх и риск… вот-вот прольётся слезами. – Может быть в обед? – спрашивает она с надеждой.
Старуха жует, потом с шумом втягивает свой чай и махнув рукой в сторону подносов, говорит: «Посмотрим…». Смилостивилась! Возможно…
Ближе ко времени посещений она опять ложится в постель, накрывается по самое горло одеялом и застывает, плотно затворив и глаза, и уста.
Посетителей на этот раз мало, и они чуть постарше. Скорее всего брат с женой, да ещё кто-то из семьи. Они принесли какие-то гостинцы, говорят шепотом, сидят недолго. Перед самым их уходом, приходит дочь, та, что замешкалась у двери вчера.
Она тоже принесла какую-то еду, в кастрюльке, домашнюю. Когда она выходит из палаты, старуха приподнимает голову и смотрит ей вслед. Потом опять замирает. Дочь зачем-то ищет врача, с кем-то говорит в коридоре, а потом садится у кровати. Что-то тихо говорит, совсем-совсем тихо, потом достаёт книгу, просто сидит рядом и читает, изредка поглядывая на мать. Посетители во всех палатах уже разошлись, а она всё сидит и сидит. Комната погружается в сумерки, дочь откладывает книгу в сторону и дотрагивается до лица матери, гладит её, глядя куда-то в сторону, потом наклоняется, целует в лоб, поправляет одеяло и тихонько выходит из комнаты. Два голубых, огромных глаза озаряют сумрак ночи, и улыбка искажает лицо старухи…