«В эпоху, когда жил Джерзински, на философию по большей части смотрели как на науку, утратившую не только какое бы то ни было практическое значение, но даже самый свой предмет…
Метафизические мутации, то есть радикальные, глобальные изменения картины мира у подавляющего большинства, – явление редкое в истории человечества. Примером тому может служить зарождение христианства.
Когда метафизическая мутация совершилась, она распространяется, не встречая сопротивления, пока не исчерпает всех своих возможностей. При этом без малейшей оглядки сметаются экономические и политические системы, эстетические каноны, социальные иерархии. Никакая человеческая сила не остановит ее – такой силой может стать лишь новая метафизическая мутация.
Нельзя сказать, что метафизические мутации по преимуществу обрушиваются на общества слабеющие, уже клонящиеся к закату. Когда возникло христианство, Римская империя была в расцвете своего могущества: в высшей степени организованная, она властвовала над всем ей ведомым миром, ее технические и военные достижения не имели аналогов, и при всем том у нее не оставалось ни единого шанса. Когда возникла современная наука, средневековое христианство определяло целостную систему взаимоотношений человека и Вселенной, служило фундаментом для управления народами, движущей силой познания и деятельности, решающим условием как мира, так и войны, определяющим фактором накопления богатств и их распределения; все это никоим образом не могло предотвратить его крушение.
Мишель Джерзински не был ни первым, ни основным виновником третьей, во многих отношениях наиболее радикальной метафизической мутации, призванной дать начало новому периоду мировой истории, но в силу некоторых совершенно исключительных жизненных обстоятельств ему выпало стать одним из самых сознательных, самых прозорливых ее теоретиков и творцов.»
Мишель Уэльбек «Элементарные частицы»
Скажите, хотели бы вы жить в мире устойчивости и стабильности? В мире, где люди счастливы, потому что они получают всё то, что хотят, и не способны хотеть того, чего получить не могут. В мире, где они живут в достатке, в безопасности; не знают болезней; не боятся смерти; блаженно не ведают страсти и старости; им не отравляют жизнь отцы с матерями; нет у них ни жен, ни детей, ни любовей — и, стало быть, нет треволнений.
— Делай как папа, — серьёзно говорит молодой папа француз своему сыну. Малышу не больше трёх. Они сидят у постамента одного из многочисленных индийских богов, населяющих территорию буддийского храма. Папа демонстрирует позу лотоса и тщетно пытается посадить малыша таким же образом. Напротив, с фотоаппаратом наготове, стоит юная мама, терпеливо ожидая запланированной сцены. Это так просто, но малыш никак не может совладать с обилием своих ног и рук. Он старательно складывает ноги одна на другую, но стоит их только отпустить на секунду и заняться руками, как они опять взлетают в воздух и начинают меняться местами или просто разлетаться в разные стороны, радуясь свободе. Рукам тоже сподручнее хлопать в ладоши, чем молитвенно застывать перед грудью.
Вечером наша часть острова погружается в кромешную тьму. Плотной пеленой она окутывает дома, опустевшие дороги и пляжи, стирает все краски с цветов и деревьев. Величественные Будды исчезают в тяжелых складках её плаща, и остров кажется покинутым. Только на море, недалеко от берега мерцают тусклые огни пришвартованных рыбацких кораблей и лодок. По воле волн и ветра, они раскачиваются, разворачиваются, то вправо, то влево и, порой кажется, что они танцуют под звуки одной лишь им слышимой мелодии. «Там на ужин били склянки…»