«Я могу представить себе всё, потому что я – ничто» Фернандо Пессоа
«Чанг Май», и в воображении возникает что-то нежное, весеннее, обволакивающее. Бангкок – сразу бьёт по голове, по нервам, а Чанг Май… Здесь нет такой изнуряющей влажности, солнце мягче, много зелени и ненавязчивой старины.
Мы поселяемся в старом городе, немного в стороне от его туристической части, в уютном особняке европейского типа. Утром, завтракая на открытой веранде второго этажа, мы наблюдаем за местным людом. Прямо напротив, в одном из приземистых домов, находиться местная продуктовая лавка. Здесь всё выглядит ни к месту и не на месте. Хозяйка открывает на улицу железные ворота, выносит колченогий, грубый стол, покрывает его видавшей виды клеёнчатой скатертью и начинает раскладывать свои товары. Три банана, пара варёных яиц, наполненные чем-то целлофановые мешочки, дешевые игрушки, несколько буханок хлеба, какая-то еда домашнего приготовления в пластиковых коробочках, немного овощей, фруктов, диски, писчие принадлежности… Всё вместе, вперемежку, понемножку – а вдруг кому-то пригодится… За её спиной, в глубине помещения, развешана одежда, пыльные коробки с обувью, холодильник с напитками и нагромождение каких-то тюков, ящиков, непонятных предметов. Пока мы с удивлением рассматриваем все эти товары, к дому подъезжают один за другим несколько мотороллеров. На каждом из них взрослый подвозит одного или двух детей, лет трёх, и передаёт их хозяйке магазина, она же – воспитательница домашнего детского сада. Подходят покупатели… Чуть поодаль ещё одна торговая точка: мама с дочкой продают домашнюю еду. Улица пустынна, но периодически из соседних домов появляются завсегдатаи этих лавок, обмениваются приветствиями, что-то покупают и, склонившись в легком поклоне, отправляются по своим делам кто пешком, а чаще на мотороллерах.
На нас опускается благодать, которую не может поколебать ни плохой напор воды в душевой, ни практическое отсутствие горячей там же, ни рис с лапшой на завтрак. Всё раздражение и неприятие мужа улетучивается, как и не бывало. Мы оба очарованы, умиротворены и город, в ответ, радушно раскрывает перед нами свои объятья.
В пяти минутах ходьбы от нашего жилища – Буддийский Храм. Древний Храм 14-го века. Обилие золота … Но почему, здесь и сейчас, это вызывает восторг? Не раздражает, не отталкивает, а греет и радует душу. Всю внутреннюю храмовую площадь занимает четырёхугольное золотое основание, на котором возвышается округлый, многоярусный купол с острым шпилем, устремлённым в небо. На четыре стороны света выступают из постамента четыре золотых слона. Вокруг ряды колоколов различной величины и звучания. Когда до них дотрагиваются они поют: те что побольше — низко и печально, а те что меньше — звонким детским смехом. В воздухе разлит едва уловимый аромат, откуда-то доносится тихая музыка, совсем юные монахи в оранжевом спешат по своим делам. Я поворачиваю голову им вслед и замечаю своё расплывчатое отражение на золотой поверхности возвышения. Даже не отражение – тень. Куда бы я ни пошла, тень моего присутствия повсюду следует за мной… Или я следую за ней?
Чуть в стороне видна самая древняя часть Храма, черно-белое ступенчатое строение, изъеденное временем. На его фоне выделяется огромный подвесной гонг с выпуклостью в центре. Женщина, почтительно поклонившись, начинает медленно поглаживать её круговыми движениями. Зрелище завораживает. Вокруг собираются люди и, вдруг, тишину прорезает протяжный и мощный голос разбуженного гонга. Звук заполняет всё пространство вокруг. Женщина склоняется в благоговейном поклоне и отходит в сторону. Её подруга тоже пытается разбудить душу гонга. Гонг молчит. Мой муж пытается пошутить, подбодрить её, но на её лице маска отчаяния. Не так всё это просто… Я тоже подхожу. Гонг отвечает мне почти сразу и голос его мощно и стойко плывёт над площадью. Вокруг меня одобрительные взгляды, возгласы… но смысл происходящего мне недоступен. Женщина делает вторую попытку, но гонг молчит. Толпа расходится, оставляя женщину в одиночестве. Мне за неё страшно.
Загадочность истории с гонгом, странная тень, преследующая меня… у меня все время состояние, что кто-то наблюдает за мной… испытывает, рассматривает, прислушивается.
Прохлада внутри Храма, на время, приглушает это ощущение. Великолепие сочетания темно-красного с золотым, множество преклонённых фигур перед скульптурой Будды, в руках у всех искусно собранный цветок лотоса. Молодая мама пытается убедить непоседу малыша преисполниться важностью момента, а он заразительно смеётся и победно размахивает своим лотосом. Злится на него невозможно и мама, смущенно улыбаясь, продолжает свои попытки тихим голосом.
У входа женщина показывает, как складывают цветы лотоса. Осторожными движениями она отодвигает по очереди внешние лепестки и заворачивает их края внутрь.
— Я пойду принесу воды – слышу рядом голос мужа – Жди меня здесь.
Он уходит и, предоставленная самой себе, я начинаю внимательно разглядывать росписи и фрески на стенах. Как же они прекрасны! Опять ловлю себя на мысли, что и здесь, настенная живопись, небольшие скульптуры из камня и бронзы невероятно выразительны, поражают обилием деталей, мастерством, изяществом, а фигуры Будды и все покрытое золотом, смущает своей массивностью, отсутствием ярко выраженных черт, подчеркнутой грубостью работы и абстрактностью.
И тут я опять замечаю тень напротив… ту, которая не может быть…
Или та, без которой МЕНЯ не может быть?
*****
— Я всматриваюсь в тебя внимательно. Почему тебя так удивляет моё присутствие? Не ты ли всегда утверждала, что нам не дано понять ничего, кроме самих себя? Что глядя на мир, мы пристально вглядываемся только в своё отражение в нём? Как в той знаменитой притче о слоне и ощупывающих его слепцах. Каждый описывает то, что попалось ему под руку и представляет слона в соответствии со своим ощущением, но дай им дотронуться до одной и той же части слона, они и тогда не смогли бы прийти к согласию. Наш внутренний мир диктует наше мировосприятие. Это самое устойчивое, покойное состояние нашей души – состояние внутреннего комфорта, доверия. Мы можем испытывать эмпатию к другому существу, но это состояние уязвимости, балансирования, состояние временное. Невозможно познавать мир глазами другого человека, не привнося в него своих понятий, ощущений, переживаний. Мы заключены в пространство собственной природы, индивидуальности, в своём Эго. Это пространство может быть узким и тесным, а может быть необозримым и всеобъемлющим, в зависимости от наших устремлений. Но оно всегда будет НАШИМ пространством, неповторимым, уникальным, как отпечатки пальцев. В нём всегда будет тот элемент, по которому безошибочно узнают нас, и мы узнаём себя. Как вода, во всех её проявлениях, остаётся водой, так и мы, меняясь с годами, с приобретённым опытом, с накоплением знаний, остаёмся в чем-то, в самом глубинном, неизменными. Эта неизменяемость и ведет нас по миру, отражаясь во всём и на всех. Разве не так?
— Ты хорошая ученица! Всё верно. Это то, во что я верю. Но моё отражение обычно находится в гармонии со мной, не бросаясь в глаза, и не пытаясь следить за моей реакцией на окружающее. Что изменилось?
— Я – не могу быть твоей ученицей. Я – это ты. И, пожалуйста, не начинай со мной игры типа «Свет мой зеркальце, скажи». Ты создаёшь и вопросы, и ответы. Тебя смущает моё поведение или твои ощущения? Может тебе ещё напомнить принцип уплотнения пространства? Что ты ищешь здесь и сейчас?
— Пытаюсь понять… Да, именно, пытаюсь понять! Понять новый для меня мир, новую культуру, людей вокруг себя. Ищу ассоциации, узнаваемое, знакомое, точку опоры, с которой можно будет начать понимать.
— Возможно в этом и кроется ошибка? В ассоциациях… Есть ли в твоём пространстве место для этого нового? Помнишь, твои ассоциации с Гауди, Византией, Алисой в стране чудес? Индийские жрицы, готовящиеся к выступлению, на фоне неулыбчивого музыканта, тебе вообще напомнили картины Тулуз-Лотрека… Ты блуждаешь в старых лесах привычного мира, в попытке понять и принять новое. Стоило ли для этого уезжать на другой конец света?
— Стать ничем? Начать с нуля? Оставить только зрение, слух, ощущения… Попытаться, отбросив себя, считывать мир, как он есть? Что станет с тобой? Со мной?
— Я стану больше, богаче. Мне станет вольготней дышать, а ты… Станешь немножко мудрее и вернёшься к себе… как возвращаешься всегда. Никуда нам от себя не деться…
*****
Широко открытые ставни пропускают солнечный свет с улицы во внутрь Храма. Диковинные существа, украшающие их поверхность, стоят на границе двух миров: полусумрак и прохлада мира внутри и ярко освещенный, жаркий мир снаружи. Пытаюсь сфотографировать это сочетание, но в проёме окна видны припаркованные машины и это разрушает гармонию снимка. С трудом нахожу точку из которой пространство перед окном свободно от любых признаков времени. Покой и тишину Храма нарушает детский смех. Отец с матерью хотят сфотографировать своего, едва научившегося ходить, малыша на фоне Будды. Малыш бесстрашно идет вперед, доходит до места, поворачивается в сторону родителей и, широко расставив ручонки, гордый своим поступком, со смехом несется обратно. Сфотографировать его никак не удаётся, но отцу хочется, непременно, сделать этот снимок, и малыш продолжает бегать туда и обратно, упиваясь от восторга и счастья. Это никак не нарушает покоя молящихся, распростёртых на ковре перед Буддой.
Выхожу из Храма и только сейчас замечаю напротив ещё одно строение, не менее величественное. На его крыльце, спиной ко мне сидят четыре золотых монаха в позе лотоса. Темно-красный тон крыльца и эти строгие, застывшие фигуры, с первой минуты, пленят меня. Это уже не просто приятие – это влюблённость. Именно их спины, их позы, более любых слов передают то, что мне понемногу начинает открываться: терпение и вечность, отрешённость и сосредоточенность, присутствие здесь и там, без начала и без конца. Четыре золотых монаха слева, четыре справа.
Оставив обувь у подножия, мы проходим под их отрешенными взглядами внутрь, в святая святых. У самого порога я останавливаюсь в нерешительности. Я замечаю древних монахов, погруженных в молитвы. Боясь нарушить их покой, отступаю назад. Кажется, они вообще не дышат. Их безучастность ко всему происходящему вокруг вызывает удивление… уважение. Ребенок подбегает к одному из них и дотрагивается до его руки. Никакой реакции ни со стороны родителей шалуна, ни со стороны монаха. Только тут я понимаю, что передо мной восковые фигуры, реалистичные до невероятности – дань наиболее просветлённым монахам, достигшим Нирваны при жизни, дань почтения и почитания.
Бредём, наслаждаясь покоем и согласием, по главной улице старого города. В первом же туристическом агентстве нам предлагают на выбор несколько дневных экскурсий. Привыкшие путешествовать самостоятельно, в своём темпе, полагаясь обычно на книги и путеводители, мы медлим. Идём дальше мимо многочисленных массажных салонов, ресторанчиков, экзотических строений, различного назначения. Во втором агентстве нам предлагают тот же набор экскурсий по более низкой цене. Желая привлечь наше внимание, хозяйка агентства даёт нам несколько полезных советов «за счет заведения» о старой части города. Она рассказывает, что главная улица соединяет два Храма и нам стоит успеть во второй Храм, желательно, до воскресной ярмарки, которая начнется к четырем часам. Мы обещаем вернуться чуть позже, но уходим, явно огорчив радушную хозяйку, так ничего и не заказав.
— Чего мы ждём? Почему ты медлишь? – удивляется муж – Ты же не будешь ходить по старому городу все дни, а без машины нам никуда не попасть.
Мы возвращаемся в агентство.
— Вот, — говорит хозяйка, без тени улыбки – Я сделала хорошую работу, и вы вернулись. Я очень хорошо поработала, и вы вернулись. Я умею хорошо работать!
Она неплохо владеет английским, и такое безапелляционное самовосхваление, без капли иронии, кажется странным. Она деловито оформляет нам все экскурсии, действительно, значительно уменьшив начальную цену. В это время заходит ещё одна пара.
— Пожалуйста, подождите немного, — просит она и тут же сообщает – Я сделала очень хорошую работу, и они ко мне вернулись. Я очень хорошо работаю.
Особенности языка, перенесённые на английский, ещё не раз поразят наше воображение за эти три дня.
Когда мы выходим на улицу, обеспечив себя поездками на следующие два дня, они уже начинают заполняться лавками, на которых ремесленники раскладывают свои товары. Мы успеваем попасть во второй Храм, хотя на территории вокруг него уже вовсю кипит торговля.
В отличие от первого, здесь образы правящего короля явно преобладают над всеми остальными святынями. Целая выставка фотографий, официальных и не очень. До чего же он похож на Тимура Шаова! Того самого! Барда, умницу, с огромным талантом и чувством юмора! Может им здесь повезло? Не зря же они его так любят. Я бы тоже не отказалась жить в стране, которой правит свободолюбивый Шаов. Но именно он, а не кто-то другой.
Вечером мы с удовольствием гуляем на ярмарке местных ремёсел. Такой шопинг очень даже по мне, и, под конец, я покупаю себе оранжевые тайские шаровары, окончательно слившись с местным колоритом.
