147. Из Грузии с благодарностью… – и все-таки… дорога на Сванетию — 5

— Ты боишься собак!
— Нет, не боюсь, но мне неприятно, когда они всюду сопровождают меня и лезут в мою тарелку. Не люблю.

Когда-то ты утверждал, что человек отдавший или оставивший свою собаку — никчемность, вероломно предавший доверие друга. Когда-то… а потом, я подарила себе щенка. Ты уступил моим уговорам, я убедила детей, расписав какое это счастье – собака в доме, но Пес был моим… Он вырос мощным, красивым, слишком крупным, даже для своей породы, на редкость неуправляемым и свободолюбивым.

Я уехала решать какие-то свои заморочки… Семейная жизнь порой не на шутку озадачивает… Какое-то время меня не было дома. Видимо, озверевший за это время пес, проел огромную сквозную дыру в стене, разорвал ковровую дорожку на лестнице в нашей съемной квартире, полностью отбился от рук.
– Или я, или он… – сказал ты мне в аэропорту, почему-то торжественно вручив букет роз. За семью печатями то, что творилось тогда в моей голове, но расплатилась я своей собакой. Мы вернули его туда, откуда взяли щенком ровно год назад. Тяжело переживая, не глядя друг другу в глаза, избегая вопросов детей, мы, тем ни менее, вздохнули с облегчением. Сейчас всё это кажется таким далеким, как будто и не про нас… Больше о предательствах не было речи, но и разговоры о собаках стали семейным табу.
— Я не боюсь, но мне неприятно. – говоришь ты, каждый раз, когда очередной бездомный пес начинает идти за тобой по пятам.

***

Дорога на Сванетию лежит через Мингрелию. Зажиточная, ухоженная сторона. Последняя остановка перед подъемом – дворец Дадиани. Часок другой и продолжим наш путь, но… Дворец внепланово закрыт и нам остается только прогулка по парку. Стоит нам вступить на его территорию, как очаровательная дворняга, оторвавшись от многочисленной группы отдыхающих на утреннем солнце соплеменников, пристраивается в двух метрах от твоей левой ноги. Остальные псы, бросив на нас сонный взгляд, продолжают мирно лежать на гравии перед закрытым дворцом.
Куда бы мы не пошли, наша дворняга следует за нами, вернее за тобой. Мои заигрывания она воспринимает с пренебрежением, а твоё недовольство её навязчивым присутствием явно игнорирует. Останавливаемся – она стоит как вкопанная, садимся на скамейку – она садиться, всё в тех же двух метрах от твоей левой ноги, мы, теперь уже ради смеха, делаем круги, и она неизменно следует за нами. Настоящий конвой. Тебя это раздражает, а меня забавляет. – Могла бы – взяла бы её с собой – говорю я, смеясь, и чувствую твой вздох облегчения от этого «могла бы». В какой-то момент собака садиться и больше не двигается с места. К моим призывам она остается безразличной, но взгляд, устремлённый в твою сторону, не оставляет сомнений – время расставаться. – Ну наконец-то, — говоришь ты, и только тогда замечаешь, что у нас просто сменился конвойный. Весь парк поделён на границы владений – переходить за эти границы видимо небезопасно. Какое-то время мы продолжаем прогулку по парку с нашим новым сопровождающим, а потом решаем вернуться назад. Наш старый друг, весело махая хвостом, пристраивается по твою левую ногу и провожает нас до самого выхода на стоянку. Его дружелюбие и терпение растопили даже твою суровость. – Жалко, что мы так далеко от дома – говорю я. – И не вздумай! – отвечаешь ты, смахнув улыбку с лица.

Дорога в горы, поначалу, ничем не отличается от прочих, далёких от совершенства дорог Грузии, к которым мы уже привыкли. Постепенно набирая обороты, она становиться всё круче, местами совершенно разбита-раздолбана. На таких участках, размытых неожиданным горным потоком, раздробленной камнепадом, ехать приходится с особой осторожностью. Я от ужаса перед стёсанным краем и глубиной пропасти, зажмуриваюсь, а ты, опасаясь взлететь на огромных выбоинах и булыжниках, чертыхаешься. После каждого такого переезда, мы с облегчением переводим дыхание, и я опять начинаю любоваться видами. – Пожалуйста, только не гони – повторяю я снова и снова. Предупредительность встречных машин настораживает – если даже бывалые тут не лихачат, значит есть веская причина … стоит перевести взгляд вниз и сердце начинает учащённо биться, и как на экране, память в ускоряющемся темпе проносит видения страшные и безысходные.
А вокруг… невероятная голубизна неба, сочная свежесть весенней зелени, ослепительная белизна цветущих крон, фантастические рельефы гор …
– Вот бы остановиться — перевести дыхание, пофотографировать…
Ты направляешь машину к крохотному выступу на узкой дороге, искусно маневрируя между проезжей частью и началом обрыва.
Пробираясь через кусты, подхожу к самой кромке …

Сколько раз пытаюсь и всякий раз стираю написанное – слова, доступные мне слова, убивают то сродство на уровне материи, ощущение бесконечной принадлежности и непреодолимое желание растворится в этом воздухе, истечь рекой, затеряться в шорохе листвы… ком в горле, замирание сердца, слёзы, застилают пеленой глаза и, внезапно, надрывное рыдание – вне всяких правил…

Проходит какое-то время, прежде чем я вспоминаю о первоначальной цели нашей остановки и начинаю щёлкать фотоаппаратом, обречённо понимая, что ни один снимок не сможет передать того, что видят мои глаза, от чего замирает сердце и льются невольные слёзы восторга. Говорят, что, попадая в родные места, человек ощущает чудо слияния, наполняется, подобно Антею, прильнувшему к матери Земле, новой силой… Грузия не моя страна, да и красот на своём веку я повидала не мало… Вот только это впервые… Молочные воды реки, степенно огибающие остров, покрытый всеми возможными оттенками зелёного, заснеженные горные вершины, надежно охраняющие покой этого волшебного места, ослепительное белое цветение деревьев, запахи трав, трели птиц и ласковое солнце, отражающееся трепетными бликами на поверхности воды, под бесконечным небесным куполом…

Место завораживает меня … я начинаю дышать с ним в унисон, врастать ногами в землю, парить на уровне белоснежных вершин… Ещё мгновение и моё пленение станет свершившимся фактом, точкой невозврата… видимо правы сторожили утверждающие, что Сванетия – это другое… ни на что не похожее…

Мой благоговение нарушается резким, тревожным криком. Ты смотришь на меня из окна машины и в твоём взгляде неподдельный ужас. — Вернись! Скорее! – кричишь ты, указывая на что-то рукой. Оглядевшись, я понимаю, что стою в окружении стаи диких собак. С каждой минутой их становиться всё больше и больше. У них нет привычных уже бирок на ушах, хвосты у некоторых из них подозрительно поджаты, клыки приоткрыты, неотрывный взгляд направлен в мою сторону. Ближе всех ко мне вожак. Огромный, непонятной породы пёс, с необычными голубыми глазами и седой, именно седой, шерстью. Между ним и остальными собаками существует какая-то невидимая черта, которую нельзя переходить. Любая попытка пресекается предупредительным рычанием. Наши взгляды скрещиваются и, пытаясь не выпускать его из виду, я начинаю пятиться к машине. Только не кричи –прошу я тебя, — не сей панику. Так глаза в глаза с седым псом, в плотном кольце стаи, я дохожу до машины. Теперь надо осторожно открыть дверь. Вожак останавливает стаю в метре от машины. Этого вполне достаточно, чтобы сесть в машину и закрыть за собой дверь. Как по команде, встав на задние лапы, собаки упираются лбами в окна. Теперь мы с вожаком на уровне глаз. Неужели такое возможно? Ты осторожно давишь на газ, выводя машину на дорогу. Собаки неторопливо опускают свои лапы и пятятся на безопасное расстояние от колёс. Вожак опускается на четыре лапы последним, так и не опустив передо мной глаз. – Он мог бы быть мне другом… – задумчиво говорю я. – Слава богу – проскочили – говоришь ты на выдохе…
Дорога требует внимания. В редкие, свободные от опасностей участки, мы дурачимся и подбадриваем друг друга. Некоторые названия одиноких селений, встречающиеся нам на пути, вызывают у нас смешные ассоциации, горячат воображение, переполняют шутовской изобретательностью.
Мы проезжаем две трети пути, острота восприятия понемногу притупляется и меня начинает клонить в сон. Шипящий, слишком характерный звук нарушает размеренный шум колес – переднее колесо, с моей стороны, неотвратимо теряет воздух, грозя затянуть нас в пропасть.
— Вот оно… не зря меня так страшила эта поездка.
Дорога – сплошные повороты под острым углом, машин не видно, остановиться практически негде – слева, в притык, нависают горы, справа – тонкая кромка над пропастью. Шина уже не шипит, а постукивает по дорожной щебёнке. Атмосфера в машине накаляется, и зловещая тишина повисает между нами. Только не паниковать… К счастью, через какое-то время, на одном из поворотов мы замечаем небольшую площадку между дорогой и пропастью. Места здесь на одну машину, если не распахивать слишком вольно двери, но это уже что-то. Осторожно съехав с дороги, мы останавливаемся. Сомнений особых нет — колесо в плачевном состоянии, да и мы в растерянности.
— Хорошо, что мы выехали с утра – говоришь ты, пытаясь найти хоть что-то положительное в сложившейся ситуации. На тебе сейчас смена колеса в сложных условиях, на крохотном пятачке земли, где двоим даже стоять негде. Вот оно…
Ты не успеваешь ещё приподнять машину домкратом, как на дороге появляется грузовичок. Остановив его на самом повороте, водитель деловито направляется к нам и, оценив ситуацию, возвращается за своим, более мощным подъёмником. Взглядом отстранив тебя, он меняет домкраты и начинает поднимать машину. Я в это время пытаюсь проследить траекторию полёта нашей машины, в случае, если следующая машина неумолимо врежется в машину нашего спасителя, так беспечно оставленную на самом повороте. Видения увлекают меня, но явно не успокаивают. Вот оно? С противоположной стороны, поднимается тяжелый грузовик. Им не разъехаться. Остановив машину и перекрыв теперь уже нижний поворот, водитель грузовика направляется на подмогу. Всё также молча, теперь уже двое незнакомых нам мужчин, меняют колесо на запаску. Дорога перекрыта. Любая машина, натолкнувшись на машины наших спасителей, по цепочке скинет нас в пропасть… Работают они ладно, быстро и вот уже распрямившись, отряхивают одежду и руки.
— Мадлобт – говоришь ты.
— Ты говоришь на грузинском – оживляются наши благодетели.
— Да, я родом из Грузии.
— Так ты грузин?
— Нет, вообще-то.
— Раз здесь родился и говоришь на грузинском – значит грузин! Это точно!
Теперь это уже душевная беседа равных, понимающих, полная расположения и симпатии.
Вот только я продолжаю автоматически рассчитывать траекторию падения. Незнакомый язык ласкает слух, притягивает, но не дарит покоя…
— Далеко нам ещё до Европы… — вздыхают они на прощание – Хорошей вам дороги и не забудьте исправить старое колесо, если конечно это ещё возможно.
Первая машина проезжает немного вниз, давая нам возможность выехать на дорогу, занимает наше место на площадке, затем грузовик трогается с места, кивает первому водителю, освобождает дорогу вниз, и все продолжают свой путь.
— Греет душу – говорю я своему грузину – ты ведь грузин – тебя свои признали!