Огромный золотой Будда, с трудом помещается в отведенном ему пространстве. Правая рука подпирает массивную голову, левая вытянута вдоль тела, а само тело простирается метров на 40 и заканчивается массивными ступнями с перламутровыми миниатюрами.
Сдавленные людским потоком, мы медленно огибаем мощную фигуру сначала спереди, а потом сзади. Холодный отлив сусального золота, бесстрастный взгляд, неподвижность…
— Это просто глыба золота! – слышу я раздраженный голос мужа – Ни тонкой работы, ни изящества, только золото!
Чисто по инерции, пытаюсь парировать, но вдруг понимаю, что чувствую то же самое: теснота, избыточность. Обилие золота мешает мне, упрощает идею, делает её слишком явной…
Но, о Дивный мир, снаружи! Как и в Дворцовом комплексе, всё вокруг Храма наполнено жизнью, в бронзе, в камне, в цветении деревьев, в причудливости крыш, керамических мозаик. Вот оно, и изящество, и тонкая искусная работа, и юмор, и потешная строгость. Гибкие йоги из бронзы демонстрируют своё мастерство, всматриваются куда-то в небо, улыбаясь чему-то доступному только им. Каменные странники бредут в островках зелени, лукаво поглядывая на посетителей, и подсмеиваясь друг над другом. У меня все время ощущение игры, сказки, ребячества, но ни как не святости. Какие-то скульптуры мне кажутся образами из «Алисы в стране чудес», буйство орнаментов напоминает Гауди, а ещё Ахенский собор, Византию… Я — Турист, тщетно пытающийся проникнуться Духом места, хватающийся за знакомые образы.
Не получается… Греют только эти забавные фигурки. Я ёрничаю, шутливо пытаюсь повторить их позы.
— Смотри, как я «выёгиваюсь» — говорю я мужу, встав в очередную позу – сфотографируй!
Он покорно щелкает фотоаппаратом.
— Тебе совсем не интересно?
— Я уже тут был… не моё это.
Солнце постепенно заходит. Посетителей становится все меньше и, в какой-то момент, мы вдруг понимаем, что остались почти одни. Всё погружается в сумерки и наступает непривычная тишина.
Мы садимся на одну из скамеек и застываем, зачарованные… Воздух наполняется ароматом цветущих деревьев, причудливые силуэты зданий постепенно сливаются с небом, а золото многочисленных Будд, сидящих в позе Лотоса, теплеет, приобретая розоватый оттенок.
Протяжное «АУМ» доносится издалека. Под большим навесом, в несколько рядов сидят люди в белых одеждах. Перед ними – два монаха в оранжевом. «АУМ» — звук вибрирует и расширяется на все пространство вокруг Храма. Вечер стирает все цвета, тушит буйство красок. Остаётся только море белого, два проблеска оранжевого и все оттенки темного.
И тогда Будда, заточенный в тесном пространстве, с неподъемностью его огромного тела, с рукой, немеющей под тяжестью головы, с устремленным в некуда взглядом, начинает оживать в моём сознании, переполняя его… парализуя… и беря в плен…
