Мы из разных миров… Много лет тому назад, волей судьбы оказавшись рядом на нейтральной территории, мы соединили свои судьбы.
— В твоём мире – мужчины проводят время в ресторанах, куда не приводят своих женщин, а в моём мире – женщины встречаются в ресторанах, оставляя дома своих мужчин. Мы равные, хоть и из разных миров. Ну если хочешь – мир кошек, гуляющих на свободе и мир преданных и верных собак. – Тогда мне и в голову не приходило, что собаки тоже могут гулять на свободе (правда с биркой на ухе).
Тогда, мы с лёгкостью оставили в прошлом привычные нам места обитания и стали строить свою жизнь ориентируясь на новое, манящее, объединяющее.
Сейчас, ты приехал в Грузию показать мне мир своего детства и юности. Я приехала посмотреть страну, о которой сейчас говорят много лестного, а заодно и отдать долг твоим корням. Мною движет любопытство, а тобою? Мы впервые не на равных… Я у тебя в гостях. Твой голос, на незнакомом мне языке, завораживает и отдаляет. Я отстраняюсь от тебя и удивлённо вглядываюсь в знакомые черты.
Три года тому назад, я привезла тебя в страну своего исхода, но я – перекати-поле, а ты прожил тут без малого двадцать пять лет. Как можно прожить так долго на одном месте? Ты умеешь ждать и пережидать… Твоё время течет медленнее моего… Может в этом ответ?
Наша гостиница, выбранная тобою, находится в самом красивом месте города, квартале знаменитых серных бань Тбилиси, кем только ни восхвалённых и ни воспетых. Гостиница притулилась почти вплотную к Синей бане – так называли её в твоё время. Пестрая мозаика, полукруглый фасад, две изящные башни в форме минаретов по бокам – само изящество. Вся площадь вокруг бугрится каменными куполами — бани расположены прямо под ногами прохожих. Уходящие своими корнями в глубину веков, они гордость города, легенда его создания, туристическое место… По легенде эти серные источники дали начало городу и определили его название. «Однажды грузинский царь охотился со своим соколом на фазана и» — история, которую расскажет любой экскурсовод, опишет любой путеводитель, но мы приехали за другой историей, твоей… оживающей прямо сейчас, предназначенной только для моего слуха. В эти бани ты ходил ещё совсем ребенком, сначала с бабушкой и мамой на женскую половину, а потом с дедушкой и папой – на мужскую, в офицерские номера. «Офицерские номера» — не вяжется в моём сознании с этим восточным великолепием, непрестанным журчанием горного потока, обмывающего древние стены и дружным, неистовым хором истинных хозяев этих мест — лягушек.
— Мы, непременно, должны туда пойти – говоришь ты и ещё много раз повторяешь эти «должны и непременно», рассказываешь пространно о семье, родных, друзьях, показываешь места где ты родился, жил с родителями, встречался с друзьями. Надо всем городом повисает пелена из твоих воспоминаний. Реальный город ускользает от меня, распадается на множество осколков, отражающих образы твоих историй. Напрасно я вскидываю камеру к глазам и пытаюсь уловить реальное.
Мне хорошо знакомо это ощущение временной слепоты. К новому месту необходимо присмотреться, привыкнуть, найти тот главный ключ, который приоткроет дверь в святая святых – Душу места. Мне знакомо упоение, разливающееся в момент откровения, когда в объективе появляется нечто, что заставляет чаще забиться сердце и возвестить со вздохом облегчения: Наконец-то! Момент, когда ты уже в потоке, в равновесии. Это всегда процесс, это всегда время… Только здесь в Тбилиси, этот процесс тянется слишком долго, город продолжает является мне только в твоих словах, твоих воспоминаниях, ощущениях. Мир, всплывает перед глазами повинуясь звуку … я слушаю… невольно улавливаю обрывки разговоров вокруг – они просачиваются с удивительной лёгкостью в сознание и дополняют и без того непривычную картину города.
Я зачарована, заворожена, но порой во мне нарастает протест. Вот там, совсем не в том направлении куда ты ведешь меня, призывно манит яркий свет, звучит музыка, туда перетекает толпа… Можно? – Там ничего нет – говоришь ты уверенно — Там ничего не было. Не было тогда и не должно быть сегодня. Ты пытаешься обходить незнакомое, новое… Ты хранишь свою историю нетронутой, неизменной. Настойчивое нежелание увидеть новый город… Прислушайся, присмотрись… — говорю я себе – это должно иметь смысл и это не может длиться вечно.
Дорога к дому, в котором ты родился… Старый город, отреставрированные улицы. Я невольно сравниваю… Мы родились во дворах, в старых частях города, некогда заброшенных и далеко не престижных. Сегодня это туристические места, лицо города… Твой двор под номером 17, а мой – 16, дедушка с бабушкой, родители и новорожденный… обычная история. Твой двор остался почти нетронутым, все вокруг изменилось, а он… ждал тебя? Сфотографировать? Для детей? На память?
Ты охотно позируешь на фоне двора, потом на фоне старой синагоги, где тебе справляли бар мицву, потом у дома, куда вы переехали уже своей семьёй: папа, мама, ты и младшая сестра –одна комната на всех, потом около школы, университета, могилы отца…
И около каждого места истории, образы, открытия… Ты крепко держишь меня за руку, ведя за собой в незнакомый мне мир. Мы из разных миров… Ты редко говорил о своём…
Как-то невольно вспомнилась история, семейный анекдот, принадлежащий уже нашей с тобой семье. Тогда у нас было только двое детей: старшему семь, младшей четыре. Мне казалось совершенно нормальным, что у каждого из них должна быть своя комната, обилие вещей и игрушек. Мы пытались приучить их к порядку и всей семьёй наводили чистоту перед выходными. Дети не испытывали особого энтузиазма по этому поводу и на полном серьёзе сетовали на превратности судьбы. Тогда ты сказал им, что у тебя в детстве не было таких излишеств. Ты говорил об одной комнате в коммунальной квартире, об одной полке для каждого в шкафу, о диванах и кресле-кровати, которые на ночь превращали гостиную в спальню, о неизбежности порядке при таких условиях. Твой рассказ прервался рыданиями нашей дочки. – Это не честно! – воскликнула она, едва сдерживая слёзы – У тебя было счастливое детство! Тебе не нужно было убирать такое количество игрушек! Это несправедливо!
Так эта история и осталась смешной историей про детей – забавным абсурдом. Порой она вдруг вспыхивала иным, предупредительным знаком, но в добрые времена это казалось несущественным, а в худые – слишком надуманным. Соединить два мира и создать единый, живущий в согласии и понимании – задача непростая, порой просто непосильная. Сколько раз за эти годы хотелось всё бросить, отказаться, уйти… Непонимание чаще всего воспринимается как нежелание понять, достойный повод для отчаяния, обиды… Мы из разных песочниц… Твой мир для меня — это сказка, так не похожая на знакомое мне с детства, хотя, во дворце, скорее всего, жила я. Ты надежда и гордость твоей семьи, я надежда и гордость – моей. Два пьедестала… Как в том фильме: «Так он ведь памятник, кто же его посадит…» — не судите слишком строго за превратно расставленные акценты, для пущего эффекта…
Фильмы, музыка, книги – в той, исчезнувшей с карты страны, стелились густым туманом над всем индивидуальным, этническим. Стереотип объединял, порождая иллюзию общности и разобщал одновременно, навешивая на всё и вся свои этикетки. Чего стоит один только характерный акцент, всплывающий невольно при слове Грузия… «Я тебе скажу один умный вещь, только ты не обижайся пожалуйста…» Ни в столице, ни на окраинах, я не слышала ничего подобного. Из анекдотов, услышанных на одном из концертов в Тбилиси: Фильм «Мимино», ставший иконой, визитной карточкой Грузии, как и всё в те времена, не избежал всесильной цензуры. В одной из не вошедших в конечный вариант фильма сцены, Вахтанг Кикабидзе и Фрунзик Мкртчян, исполнители главных ролей, выходят из номера гостиницы, а навстречу им идет делегация японских туристов. Иностранцы смотрят на эту экзотическую парочку и сокрушаются, что все эти русские на одно лицо и их очень трудно различать. Понимающий, да поймет. Цензура – это обратная сторона неудобной правды. Даже во времена уравниловки, никто не хочет терять свою индивидуальность…
Музыка звучит на площадях, в парках, в переулках… Музыкальность этого народа невероятна и неотделима от его истории, как и знаменитые тбилисские дворы. В один из таких дворов мы идем на концерт. Профессионалов в качестве исполнителей здесь нет. Мальчик лет восьми, парень с девушкой лет по шестнадцати, бывшая врач, начавшая зарабатывать на жизнь пением в трудные времена, молодой парень спортивного вида, гитарист средних лет. Организатор и ведущая этого концерта, невероятно гордая этой своей новой ролью, предупреждает заранее, что она профессор в университете, преподаёт экономику и эти концерты для нее — это увлечение, желание показать туристам самобытную культуру Грузии, показать свою страну с самой лучшей стороны, поделиться своей страстной любовью к ней. Богатейшая своими талантами страна! Ещё не раз мы встречались с такими частными инициативами, не профессиональными, не официальными, но невероятно искренними, с искромётным чувством юмора, отогревающими душу и, что греха таить, порой вызывающие слёзы умиления и благодарности – безграничная доброта и желание любить всех и каждого, здесь и сейчас.
Спортивного вида парень, настоящий качок с непроницаемым лицом, начинает петь, подыгрывая себе на аккордеоне. Он поёт так проникновенно, так удивительно, его голос зачаровывает, околдовывает, влюбляет в себя… Бархатный, вибрирующий, с лёгкостью переходящий от октавы к октаве, наполняющий грустью, порой неприкрытой болью, а порой ослепительным светом. Грузинский двор замирает, околдованный его музыкой: застывает на месте старушка с продуктовыми корзинами, замолкают две женщины-соседки на балконе второго этажа, мужчина в майке забывает о своей недогоревшей сигарете, даже беспокойная детвора прекращает на время свои шумные игры. Настоящее волшебство… Влюбится без оглядки…
— Ну вот, такие песни обожают наши таксисты – ведущая достаточно бесцеремонно опускает нас на землю. Замолкший певец, опять сидит безучастным качком и трудно поверить, что ещё минуту назад он крепко держал в своей власти и двор, и публику, и моё сердце…
— Вот такие таланты рождает наша земля! – теперь уже с гордостью добавляет она.
Тонкая, едва различимая грань, между серьёзным и шуточным – умение представлять себя с юмором, с улыбкой, в надежде, что истинное и так не ускользнёт от вас – упование на проницательность, на понимание.
Под конец, ведущая, совсем уже по-семейному, делиться с нами своими опасениями и трудностями: артистов пришлось собирать в последнюю минуту, большинство из них вообще видели друг друга в первый раз, а вот ведь спелись и всё прошло как по маслу, да, почти забыла, бабушка одного из исполнителей испекла для нас пирог, и мы непременно должны его попробовать после концерта, вот только вначале, вернее в конце, мы все споём на грузинском песню о Тбилиси…
Всем раздают отпечатанные на латинице тексты и исполнители, вместе со зрителями и обитателями двора, затягивают знаменитое Тбилисо… И опять я слышу твой голос, теперь уже уверенно выводящий знакомую мелодию, неотрывную от привычных тебе слов.
Три дня в Тбилиси… Обилие образов, промелькнувших перед глазами, послевкусие грузинских яств, пьянящие запахи весеннего цветения, терпкие ароматы серных ванн, гудящие от усталости ноги… Всё это только фон, удачная декорация, для другого, более важного и увлекательного путешествия. Мы ещё вернемся в этот город, ровно через десять дней… и я не узнаю его. Я начну знакомиться с ним, как будто впервые, а ты заскучаешь по дому… По нашему дому – такому отличному от всего, что было здесь… По дому, в котором так много меня…
***
Мы спускаемся пешком с самой высокой точки Тбилиси. Я пробираюсь по звукам и продолжаю вслепую фиксировать мир вокруг…
— Ну посмотри! Неужели ты не видишь? Главное в этом кадре не я, а вот этот диковинный цветок.
— Что в этом цветке особого? Ты меня уже замучила! То тебя фотографируй на фоне каких-то развалин, то теперь какие-то развалины на твоём фоне. Объясни, что я должен фотографировать теперь.
— Посмотри, среди этих развалин, старых стен, пророс диковинный цветок – это чудо! Неужели ты это не видишь?
Мужчина ошалело смотрит на жену и явно начинает терять терпение, а у нее в глазах такая тоска и обида, хоть плачь.
— Не тратьте зря свое драгоценное время – бросаю я ей на ходу – Мужчины не способны уловить такие нюансы. Не стоит себе портить настроение из-за пустяков. Ну не дано им… — мы понимающе переглядываемся, под растерянным взглядом её мужа.
Тем временем, ты опередил меня на целый лестничный пролёт и терпеливо ждёшь, пока я подойду к тебе.
— Ты видела это чудо? – говоришь ты мне, с восторгом глядя наверх – Какой удивительный цветок вырос среди этих старых камней!
И вот, В ЭТОТ САМЫЙ МОМЕНТ, я вдруг вновь обретаю зрение! Первое, что я вижу перед собой, именно вижу, во всем богатстве цвета, света и форм, — священник, с библейским лицом, подоткнув рясу, взбирается на лестницу, чтобы подвязать виноградную лозу. Ухоженный виноград, благородная осанка, привычные жесты.
— ТЫ — моё самое настоящее чудо! – говорю я, смеясь – Время потрачено явно не зря!
— Ты о чём?
— О священнике, конечно! Сколько терпения, любви, усердия! Представляешь, какое классное выйдет из этого винограда вино!