Странное свойство лексики, изменяющейся в зависимости от предмета разговора. Стоит мне заговорить о книгах, и я уплываю… в самом буквальном смысле. И откуда только возникают эти зрительные образы, стремительно приобретающие объём, звуки, запахи… ещё мгновение и их уже не отличить от реальности… Отправиться в дальнее плавание, погрузиться на самое дно, перейти на другой берег, вынырнуть за глотком свежего воздуха… можно подумать, что из всех стихий именно эта мне ближе всего. В действительности, плавать я умею только брассом, и уж точно не фанатик круизных плаваний и морской качки. Я люблю неподвижно лежать на воде, на границе двух стихий, опустив голову по самое лицо в воду, прислушиваясь к гулу глубин, нежась в лучах яркого солнца и наслаждаясь нежным касанием ветра. Люблю лежать на спине и люблю, набрав достаточно воздуха в легкие и затаив дыхание, перевернуться и лежать на животе. Я могу пребывать в таком состоянии достаточно долго, результат долгой тренировки ещё в детстве, но открывать глаза в воде я так и не научилась, а посему, добровольно отказавшись от всякого контроля над ситуацией, в какой-то момент становлюсь неотделимой крупицей мира вне, послушная его причудам, прихотям, капризам. Соглашусь, что это странная привычка, чреватая всякими неожиданными последствиями. Однажды, отдыхающие на берегу приняли меня за всплывшее тело и дружно бросились спасать (при этом, от усердия и чрезмерного рвения, правда чуть не утопили, поскольку у меня, к тому моменту, уже заканчивался воздух). Что ни говори, благими намерениями устлана дорога в Ад, но я не думаю, что можно объяснить причуды моего лексикона в разговоре о книгах, только страстью к лености на водных просторах, в летне-отпускной период.
Возможно, лексикон это что-то вторичное, возникающее вследствие устоявшихся видений, некой внутренней классификации, по которой я сама для себя определяю книги.
Есть книги, в которых проваливаешься на глубину с самых первых строк, на такие глубины, куда даже тонкий луч света извне не способен проникнуть. В таких книгах ты пленник, заложник, ты опять ученик, постигающий мир с самого начала. Они меняют твоё дыхание, мировоззрение, заставляют усомниться, отрывают ноги от привычной почвы, оделяют бестелесностью, и вынуждают выстраивать новые ориентиры в пространстве и времени. Порой, потревоженный чем-то, ты высовываешь голову на поверхность, рефлекторно глотаешь воздух и ошалело смотришь на окружающих. В такие моменты, тебя охватывает нетерпение, досада, и ты стремишься вернуться назад, рискуя показаться грубым, бездушным и неадекватным. Ещё долго после тебе не удается «просохнуть» и избавиться от груза, прижимающего тебя ко дну открывшихся глубин. Да, по правде, избавляться от этого не хочется, а скорее озадачиваешься тем, как пронести, не расплескать, не потерять, не забыть…
Есть книги, подобные Балтийскому морю. Страница за страницей ты бредёшь по мелководью, забавляясь рельефом песчаного дна под прозрачной водой, поёживаясь от ледяных касаний воды, вздрагивая от внезапных порывов холодного ветра, в предвкушении того момента, когда окажешься хотя бы по пояс в воде и погрузишься в нее, хоть на мгновение ощутив восторг слияния. Потом ты начинаешь уставать от ожиданий, сравниваешь расстояние от берега с возможным расстоянием до глубины, подумывая вернуться, сожалея о потерянном времени и тут… Ноги теряют опору, ледяная вода накрывает с головой, и вот уже подводные потоки и воронки соперничают за твою душу, и ты окончательно оказываешься в их власти… И трудно поверить в реальность бесконечного пути по песчаному мелководью и неловко за свою поспешность, за нетерпеливость.
Есть книги — реки. Вода в них пресная… Иногда они широки и величавы, с множественными разливами и топями. Свои воды они несут величаво и неспешно, увлекая потоком, завораживая вечным движением от истока до предела, следуя раз и навсегда данному руслу. Если переплыть их поперек, с берега на берег, то редко о них остаётся долгая память. Так забава, случайность… а вот если по течению…
Есть ещё бурные, горные реки-потоки. Если по течению, то в них можно и без головы остаться, а в брод… это как уж повезёт. Яркие, стремительные! Как ни берегись – поранишься… Раны конечно заживут, но метка останется.
Есть книги, написанные мужчинами, а есть — женщинами… Это уже не имеет отношения к водным стихиям, но имеет прямое отношение к моему дальнейшему повествованию.
Сразу вызову огонь на себя: Я безоговорочный поклонник мужского письма! Это не книги для мужчин, и не всегда книги, написанные мужчинами. Это вопрос не для кого и кем, а как… Порой мужчинам свойственно женское письмо, а женщинам – мужское. Так же как в наших характерах обычно нет сто процентных мужчин и женщин, а все мы больше вариации и того и другого, так и способность создавать и описывать мир не одинакова у мужчин и женщин, они имеют свои характерные черты и при желании могут быть легко узнаваемы, но формально гендерная принадлежность не всегда является их первопричиной.
Представьте себе, что вы идёте по лесу, и описываете всё, что попадается вам по пути. Вы очень внимательны и к миру вокруг, и к вашим впечатлениям от увиденного. У вас несомненный литературный дар и способность блестящего изложения. Чем пристальнее вы вглядываетесь в этот мир, тем больше открытий он дарит вам, и вы дополняете своё описание большим количеством подробностей, точно подмеченных деталей. Вы следите за своими ощущениями, за звуками вокруг вас, отмечаете запахи, всплески эмоций, связываете это с воспоминаниями, порой вы перебрасываете мостик между событиями, насыщая и их всеми необходимыми деталями. Ваша дорога лежит через лес, и вы отвечаете за правильность описания, фиксируя как радетельный картограф, каждый бугорок, поворот, лужайку в нем, я уж не говорю о корнях и кронах. Применительно к водным стихиям, описанным ранее, это как книги-реки – обычно, по течению.
А теперь представьте, что вы идёте по тому же лесу, но лес — это только некая канва вашему повествованию. Вы тоже замечаете все окружающее, но как-то между прочим, между делом. А дело у вас невероятно важное: создать в этом лесу целый мир с его законами, укладом, с его обитателями, их историями, а ещё важнее с Историей. Этот мир должен быть обособлен от мира вашей повседневности, но при этом узнаваем, так чтобы читатель или слушатель мог поверить, сравнить и задуматься. Читатель должен полностью, с головой уйти в созданный вами мир, переселиться в него, стать его органической частью. Это те книги, в которые проваливаешься на самое дно и, выныривая на поверхность, ошалело осматриваешься по сторонам, пытаясь восстановить потерянные на глубинах ориентиры. Это мир замкнутый сам на себе, параллельная реальность, где откровения – абсолютны и субъективны одновременно. Здесь тоже будет внимание к деталям, рельефам и растительности, но целью будет не правдивость и точность описания, а достоверный дизайн, создаваемого силой воображения, уникального мира.
Если следовать моему ощущению литературы: первое – это женское письмо, а второе – мужское.
Так я определила это для себя много лет тому назад, а в последние годы правомерность моей тогдашней догадки получила научные подтверждения. Нейрофизиологи, исследуя строение головного мозга и передачу информации между двумя полушариями у мужчин и женщин, вполне допускают, что в чистом виде одним присуща большая склонность к фиксации, а другим к интерпретации. Вот-вот! — довольно воскликнут некоторые особо озабоченные — мы же говорили! Правильно, говорили и очень уверенно, но как в том лесу, желая создать свой, замкнутый на себе, параллельный мир, узнаваемый, но не совсем реальный, главный недостаток которого, в данном конкретном случае — это его утилитарность и предвзятость. В действительности, способность передачи информации у женщин, куда рациональнее, богаче и быстрее — мы твёрдо стоим ногами на земле, все замечаем и можем делать одновременно множество дел. Феминизм мне чужд — я искренне полагаю, что тратить время на доказательство очевидного – это пустая трата времени, но в книгах я предпочитаю мужское письмо… и желательно, с головой, под воду…
В эти странные времена Короны, я только-только возвращаюсь из дальнего плавания. Впечатления переполняют меня и грозят перелиться через край. Океан был щедр ко мне, но порой у меня закрадывалось подозрение, что ни я рассекаю его просторы, а он изучает меня, подбрасывая образы, истории, наблюдая за моей реакцией, подобно Океану с планеты Солярис. Я всматривалась в него, а он возвращал мне меня, заставляя время течь вспять, бередя память и, ни на шутку, озадачивая.
На этот раз всё началось с фильма…