0. «Сними обувь твою…» — 8

На этот раз всё началось с фильма. Вернее, с сериала. Фильмы мы смотрим всё реже и реже. Наверно это тоже примета времени. В фильмах присутствует некая законченность, афоризм, достаточно четкий, чтобы в сжатой форме донести задуманное. Как бы не была многогранна смысловая нагрузка фильма, она всегда в чем-то конечна, как сочинение на заданную тему. Сколько вариантов ни рассматривай, но тема всегда присутствует и обойти её не представляется возможным, а посему, конечный афоризм может звучать по-разному, в зависимости от зрителя, но он всегда закончен и облечен в слово, фразу, вывод. Эта категоричность во многом определяла и наше восприятие жизни: это морально, а это аморально, это добро, а это зло, так правильно, а так порочно. Что в том плохого? Да, ничего… Любое художественное произведение в конечном итоге несет какую-то мысль, ощущение, служит какой-то цели. Вот только наша жизнь, с её «тягучей быстротечностью» протекает по несколько иным законам. Далеко не всегда резко сказанная фраза приводит к окончанию отношений, совсем не обязательно, что каждый последующий поступок является следствием предыдущего, нас ведут больше наши настроения, иллюзии, предположения, случайности, обязательства и просто растерянность, неумение и непонимание… Никто не живет на чистовую, как по написанному, и тянется это неизмеримо долго. События наплывают одно на другое, что-то отходит на задний план, что-то вдруг выходит на передний и настойчиво требует внимания, а потом растворяется в тумане и кажется уже почти нереальным. Жизнь, несмотря на кажущуюся быстротечность, ужасно длинная… Чем-то напоминает сериалы. В них обычно нет законченности, они вырванный отрезок жизни, ни одно событие не бывает абсолютным, жизнь продолжается, порой по логике вещей, а чаще лишённая всякой логической оправданности (не зря в долгоиграющих сериалах, разные эпизоды пишут разные авторы, опираясь больше на общую линию, чем на требования замысла, ежели таковой был первоначально), события-эпизоды, как обрывки памяти, забегают вперед, возвращаются назад, перекрывают друг друга, оправдывают наличие тех или иных выводов, поступков, кружатся на месте или отбрасывают целые пласты обычной рутины… всё как в жизни. Разве не так же мы плетём нить своей судьбы? Не подобно Мойрам, трём богиням судьбы, прядущим наши судьбы, определяя её путь, случайности, неотвратимость. Нет, мы рассказываем свою судьбу отметая и добавляя, исключая и привнося… В этом нет обмана, мы, смертные, зависим от стольких случайностей…

Итак, вначале был сериал. Советовали посмотреть. Говорили о детях Миллениума, об их переживаниях, метаниях, взглядах на жизнь. Что мне до них? Другие измерения, интересы, да и годы… То состояние, когда делаешь что-то не ожидая ни откровений, ни открытий, так скоротать время, и вдруг… Захватило потоком, закружило, откинуло лет эдак на сорок и к концу первой серии я уже не очень понимала где я, где герои истории и почему-то полезла в свои старые фотографии. Взгляд героини проникал глубоко внутрь и мучительно напоминал о чем-то давно ушедшем, забытом, но невероятно знакомом. История была похожа и не похожа, мне казалось, что я слышу свой голос, могу рассказать её сама, хотя порой она и отклонялась от моего нарратива… совсем немного, в духе времени… поправка на тот самый Миллениум.

Те несколько дней просмотра отбросили меня на много лет назад и жизнь повседневная распалась на два параллельных потока. Я балансировала между реальностью сегодняшней и давно ушедшей, почему-то сравнивая и оценивая свои предпочтения. Кто мне был ближе, понятнее, роднее… Странное ощущение. Та ушедшая, казалась мне мною, а я сегодняшняя какой-то непостижимой трансформацией. Свои сегодняшние мысли и поступки я могла объяснить, оправдать, обосновать, а поступки той, давно исчезнувшей, грели душу и были до боли родными, естественными. Почему-то хотелось найти тот водораздел, который отделил одну от другой, хотелось приблизиться к тому далёкому берегу и крикнуть: вернись! не оставляй меня здесь! Но другая, взрослая, разумная Женщина, привыкшая смирять свои порывы, рассуждать и входить в положение, считаться с окружающими… другая, степенная Женщина, с недоумением смотрела на меня и укоризненно качала головой. Мир этой Женщины был размерен и уютен, все, или почти все, её бои и войны уже отгремели и все мирные договора (почти все) были давно ратифицированы. В жизни этой Женщины были и любовь, и уважение, и достаток, а главное, неограниченная свобода, границы которой только ей и дано было определять. Вот только образ той, давно канувшей в Лету бунтарки и одиночки, не желавшей жить по правилам, настойчиво звал её куда-то, и воспоминания, спровоцированные этим фильмом, в одно мгновение разрушили устоявшее ощущение и покоя, и благополучия.

Сериал закончился, а Женщина среди привычностей, периодически вылавливала себя из далёкого прошлого. Это наваждение надо было или рассеять, или, наоборот, раз и навсегда прожить и исчерпать. Пересматривать сериал она не стала, а обратилась к источнику.* Несмотря на то, что экранизация достаточно точно следовала за сюжетом, книга не отпускала ни на минуту. Перевернув последнюю страницу, Женщина ещё долго сидела вглядываясь куда-то вдаль, положив, по привычке, руку на книгу… Но книга была электронной… Сколько богатств не закладывай в неё, она оставалась просто безликим хранилищем, и под руками ощущался только холод металла. Старая привычка мысленно перелистывать страницы прочитанного, касаясь обложки полюбившейся книги… Та Девушка-бунтарка, чурающаяся компромиссов, наверняка была бы в отчаяние, а Женщина, руки которой лежали на безликой поверхности планшета, отогнав досадные мысли, попыталась увидеть «полную половину стакана» — возможно это хранилище и лишено тепла обычной печатной книги, но оно способно вместить целую библиотеку, получить книгу здесь и сейчас, стоит только пожелать, и, предупреждая несогласия себя прежней, подумала, что, если уж очень прикипит сердце к какой книге, то её всегда можно будет купить и поместить на законное место среди любимых книг. И та прежняя и эта нынешняя хорошо понимали, что есть в этом какая-то досадная подмена, что страницы, купленной потом книги не будут хранить тепла державших её рук, что, возникающие по ходу чтения, мысли никогда по-настоящему не переплетутся с текстом, что ни левая, ни правая страницы не отпечатаются памятью, что обложка не станет близкой и знакомой «как губам, имя собственного ребенка» ****, что, при беглом просматривании корешков любимых книг стоящих на полках, сердце никогда не забьётся чаще, натолкнувшись на  малознакомый образ, но…

— Во всём можно найти положительное, с грустью подумала Женщина, привыкшая к приятию данности. Женщина и Девушка одновременно склонились над сокровищами виртуальных миров, пытаясь не встречаться глазами, и почти одновременно, их взгляд упал на одно и то же заглавие. Женщина вспомнила, что ей встречался сериал с таким названием, что история эта была ещё не закончена в экранизации, а Девушка, к тому времени обретшая и плоть, и кровь, каким-то шестым чувством почувствовала, что это именно то, что поможет ей приблизиться к своей цели, к окончательному воссоединению, о котором ей многие годы уже даже и не мечталось…

Женщина искала забвения, из которого Девушка, разбуженная случайным образом, пыталась вырваться. Желание Женщины было бегством, достаточно постыдным и неуверенным. Ей не просто нравилась та Девушка, она была ей бесконечно дорога и потеря её была для неё, несмотря на все доводы разума, привычной болью, о котором она пыталась забыть, но столкнувшись с ней, она уже не в силах была сопротивляться…

Удобно примостившись на краю дивана, одинаково склонив головы над электронным текстом, они погрузились в долгое чтение. Четыре книги**, сага о двух подругах, детство, отрочество, юность, зрелость и исчезновение. Исчезновение одной из них. Предсказуемое и желанное… Одно это уже могло взволновать Женщину и захватить потоком вглубь событий. Две подруги, чьи судьбы настолько переплелись на протяжении долгих лет жизни, что порой поступки одной казались более присущими другой — тонкая ткань переплетённых сознаний. Ведомая и ведущая… Одна — прилежная, старательная, ступень за ступенью, движущаяся вперед к вполне конкретным целям и другая, невероятно одарённая, подобная яркой комете, освещающей всё на своём пути, устремлённая к одной ей видимым вершинам. Одна – вполне послушная среде, но мечтающая непременно вырваться из нее и другая — крушащая всё на своём пути в той же самой среде, но бесконечно преданная ей и неотделимая от нее ни в горе, ни в радости. Осторожная поступь одной, невозможная без мотивирующей и воспламеняющей силы другой. Другой, чья неукротимая энергия, неудержимая страстность во всём, к чему она прикасается, бескомпромиссная правда и стремление во всём оставаться самой собой, приводит в движения все и всех вокруг. Она всегда вне, вне правил, вне толпы, вне времени и тем ни менее, именно её присутствие наполняет всё содержанием и смыслом. Два причудливо переплетённых образа сливаются, черты и той, и другой начинают казаться Женщине единым целым, знакомым и понятным, словно разные этапы её собственной жизни. Женщина отрывает взгляд от текста и, немного отстранившись, вглядывается в лицо сидящей рядом Девушки. Потом обнимает её одной рукой, прижимает к себе и опять погружается в чтение. Вне всяких сомнений, ей ближе бунтарка, и болит душа о той, что свершилась и преуспела, но так и не обрела внутренней свободы. Почему так страшит её смирение? Почему так дорог и близок образ непримиримости, страстности, саморазрушения, так завораживает стремление исчезнуть…

Женщина ищет ответов у Девушки, а та подходит к полке Заветных книг и достаёт ту единственную. Книга***, в которой таится начало и путь, где давно намечены все приоритеты и притаились все страхи. Книга-подарок в самом начале жизни…ЕЁ КНИГА. Там она была синим чулком, не вписывающейся в рамки ни общества, ни общественного мнения, здесь и сейчас её притягивало добровольное одиночество и бунтарство, но в основе всего одно и то же желание следовать своей правде, лишь своей.

– Ты думаешь, я это всё потеряла? – спрашивает Женщина Девушку.

– Нет, конечно нет. Иначе я бы не вернулась. Просто твои порывы утратили резкость, стремительность… стали мягче.

Женщина с  благодарностью смотрит на Девушку, изо всех сил пытаясь поверить в сказанное. Какое-то время обе молчат.

— А ты заметила? – неожиданно спрашивает Девушка – Все эти книги написаны женщинами. Правда, та первая скрывалась под мужским псевдонимом, но это только исключение, подтверждающее правило. Ты находишься под впечатлением книг, написанных женщинами! Разве это не забавно, на фоне твоих рассуждений о мужской и женской прозе? О женских способностях только описывать существующее и мужских возможностях создавать целые миры?

На какое-то мгновение Женщину охватывает смятение. И правда, все эти книги, так захватившие её и заставившие оглянуться на себя саму, написаны женщинами. Отговориться тем, что нет сто процентных женщин и мужчин, кажется малодушным. Она застывает в недоумении и вдруг её пронзает странная мысль. Она сама давно превратилась в нарратив истории, в отдельный мир, планету, которую можно обследовать и описывать, в которой есть свои законы и правила, своя история и свои герои. Планета, парящая наравне с триллионами таких же отдельных друг от друга планет. Так было всегда… испокон веков. Вот только сейчас, в эти странные времена безвременья, это стало заметнее.

Жизнь превращает нас в историю о нас. Мы сами авторы и герои. У кого-то получается роман, у кого-то рассказ или повесть, а кто-то весь уложится в эпитафию. Эта мысль уносит её все дальше и дальше, комната погружается в сумрак и тишину. Девушка? Женщина? Одна из планет среди триллионов подобных и уникальных одновременно?

Женщина берёт из рук Девушки Свою Книгу, кладёт на колени и прикрывает руками. Она ощущает её вес, шероховатость обложки, едва уловимый запах пыли, мысленно перелистывает пожелтевшие от времени страницы. Перед глазами проплывают образы, мысли, воспоминания. «Сними обувь твою…» — задумчиво произносит она, плотно закрыв глаза…

*****

 * Салли Руни – новое имя в литературе, а самой ей, на время написания её второго романа «Нормальные люди», всего 27 лет. Когда-то это был вполне приемлемый возраст для заявления о себе как о серьёзном авторе. Сегодня, это возраст становления – взрослеют поздно. Технологические новшества летят со скоростью звука (кто знает, может нам и правда нужна была остановка?), а самопознание замедляется и то, что раньше выпадало на двадцатилетних, сегодня нехотя берется на себя тридцатилетними… В таких реалиях, Салли Руни – это настоящий феномен и не только из-за возраста. Её книга, написанная сегодняшним языком, о сегодняшних реалиях, о хорошо знакомых и чувствах, и переживаниях, поражает невероятной откровенностью, честностью и цельностью.

 ** «Моя гениальная подруга», «История нового имени», «Кто уходит и кто остаётся», «История потерянного дитя» — четыре книги составляющие Неаполитанский цикл итальянской писательницы, скрывающейся под псевдонимом Элены Ферранте. Являясь, по мнению многих критиков, одной из наиболее влиятельных личностей в итальянской литературе наших дней, она предпочитает оставаться в тени своих произведений и не считает, что знакомство с личностью автора является обязательным или важным для литературы. По её убеждению, «книгам не нужна фотография автора на обложке или рекламные презентации — они существуют как автономные организмы, которым личность автора ничего не добавит»

 *** «Сними обувь твою» — роман Этель Лилиан Войнич, подаренный мне профессором литературы Калининградского университета Тамарой Львовной Фульфович в далеком 1971 году. За три года до этого я с упоением прочитала «Овода». Узнав об этом, Тамара Львовна и подарила мне двухтомник Войнич, в котором был этот роман, под впечатлением которого я нахожусь всю свою жизнь.

 **** Из стихотворения М.Цветаевой Любовь